Читать книгу "Агата Кристи - Екатерина Цимбаева"

6

Дома и Сады, Няня, бабушка-тетушка и иногда мама, канарейка Дики-Голди, песик Тони и кукольный домик, комфорт английского семейного очага и кухонные радости — вот слагаемые викторианского счастливого детства. И было еще одно — для мисс Агаты не взяли гувернантку! она имела счастье никогда не учиться! В последующие годы она поражала окружающих глубочайшим невежеством в простейших вопросах, даже таких элементарных, как прямой угол. Но ребенка отсутствие систематических занятий не могло не радовать.

Ее увлекающаяся разными новейшими теориями мама в тот момент «целиком отдалась идее, что единственный путь для воспитания и образования девочек — это предоставить им возможность как можно дольше пастись на воле; обеспечить им хорошее питание, свежий воздух, ни в коем случае не забивать им голову и не принуждать ни к чему». Агате прямо запрещали учиться читать, но это не подействовало: к пяти годам она овладела грамотой естественным путем, без всякого сознательного обучения. И тотчас открыла для себя детскую литературу от бессмертных стихов и считалок «Матушки-Гусыни» и «Алисы» до бесчисленных сентиментальных и поучающих викторианских повестей о страданиях маленьких девочек. Она читала все без разбора, запомнив на всю жизнь стишки, а в более сложных книжках часто ничего не понимала и, признаться, не проявляла хорошего вкуса.

Маму искренне огорчил дочкин успех в чтении, а отец заявил, что уж тогда следует заодно научиться и писать. В области правописания мисс Агата проявила столь феноменальную тупость, что так и не сумела овладеть основами грамматики ни английского, ни — позднее — французского языка. Зато ей легко давалась арифметика, которой после завтрака обучал ее лично отец. Ей нравились сюжеты задач, ей доставляло удовольствие разбираться в их хитросплетениях и покорять себе цифры (хотя иногда она не могла решить, должен ли ответ получиться в овцах или в людях). Тем не менее они с отцом быстро дошли до десятичных дробей, но существование алгебры и геометрии осталось девочке неизвестным (как, по-видимому, и самому учителю?). Миссис Миллер, правда, любые сложения-вычитания казались тайной за семью печатями: «Маму удивляло, что я так люблю арифметику, так как она никогда не чувствовала вкуса к бесполезным, по ее мнению, цифрам, доставлявшим ей кучу хлопот в связи с приходившими домой счетами, заботу о которых в конце концов брал на себя отец».

Наибольшие, наследственно предсказуемые таланты Агата сразу же проявила в музыке. С первого занятия она выказала слух, технику, усердие и даже чрезмерное рвение и скоро играла весьма сложные пьесы. Не столь приятным, но единственно обязательным для девочки было посещение танцевального класса. В Торки на занятия ходили одни девочки, а в Илинге — обширном и весьма светском — в классе оказалось довольно много мальчиков. С непривычки Агата робела, ее неуверенность в своих способностях к танцам ставила ее в невыгодное положение: ей доставались наихудшие кавалеры, и она терпела разочарование за разочарованием в общении с противоположным полом. Но танцевать ее все-таки научили.

Тем и исчерпалось полученное ею образование.

Недостаточность собственных знаний не беспокоила маленькую Агату, ибо она о ней не подозревала, а вот учиться и играть без сверстниц казалось очень одиноко. И тогда она выдумала Школу.

«Школа служила лишь местом для семи девочек разных возрастов и разной наружности, вышедших из различных социальных кругов. У Школы не было названия — просто Школа.

Первые девочки, которые появились в ней, — это Этель Смит и Анни Грей. Этель Смит было одиннадцать лет, а Анни — девять. Этель, брюнетка с пышной гривой волос, отличалась умом, любила играть в разные игры и говорила басом. Ее лучшая подруга Анни Грей, с льняными колечками волос и голубыми глазами, была полной противоположностью; она постоянно робела, нервничала и чуть что начинала плакать. Она держалась за Этель, свою верную защитницу. Мне нравились обе, но все же я предпочитала смелую и сильную Этель.

К Этель и Анни я прибавила еще двух девочек: Изабеллу Салливан, богатую золотоволосую красавицу с карими глазами. Ей было одиннадцать лет. Я не просто не любила Изабеллу — я ее ненавидела. Она была „светская“. Она важничала, хвасталась своим богатством и носила слишком дорогие и шикарные для ее возраста платья. Ее кузина, Элси Грин, похожая на ирландку, с темными кудрявыми волосами и голубыми глазами, была очень веселая и беспрерывно хохотала. Относясь к Изабелле в целом положительно, она тем не менее иногда как следует отделывала ее. Элси была бедная; она донашивала старые платья Изабеллы, и это иногда вызывало в ней обиду, но не слишком сильную, потому что у нее был легкий характер.

Кое-какое время мне прекрасно жилось с ними. Они путешествовали со мной по „Трубной“ железной дороге, ездили верхом, занимались садоводством и подолгу играли в крокет. Я часто устраивала турниры, состоящие из нескольких матчей. Все мои надежды были сосредоточены на том, чтобы ни в коем случае не выиграла Изабелла. За исключением жульничанья, я прилагала все старания, чтобы помешать ей выиграть: криво держала ее молоток, била быстро, почти не целясь, и, несмотря на все это, чем более небрежно я играла, тем больше везло Изабелле. Она попадала в воротца из самых неудобных позиций, посылала шар издали через все поле и почти всегда с успехом; она чаще всего выигрывала или уж, во всяком случае, не вылетала из турнира. Просто невыносимо.

Через некоторое время мне показалось, что было бы неплохо принять в Школу девочек помладше. Ими оказались шестилетние Элла Уайт и Сью де Верт. Пышноволосая Элла, прилежная и трудолюбивая, была невероятно скучной особой. Она всегда готовила уроки, прекрасно продвигалась по „Детской энциклопедии“ доктора Бруэра и очень недурно и фала в крокет. Сью де Верт, на редкость бесцветную, не только внешне, с ее светлыми волосами и бледно-голубыми глазами, но и внутренне, я просто не чувствовала. Элла и Сью очень дружили между собой, но Эллу я знала как свои пять пальцев, а Сью ускользала от меня. Думаю, причина заключалась в том, что Сью — это на самом деле была я сама.

Должна сказать, что „девочки“ не расставались со мной долгие годы, разумеется меняясь и взрослея. Они участвовали в музыкальных вечерах, пели в опере и получали роли в музыкальных комедиях. Уже взрослой девушкой я то и дело вспоминала их и примеривала им разные платья из моего гардероба.

Я сама смеюсь над собой в такие моменты, но девочки по-прежнему со мной, хотя, в отличие от меня, не состарились. Двадцать три года — самое большее, что я могу представить».

Как пластична детская душа! если подружек нет, их можно выдумать. И, может быть, это не так уж плохо: друзья, которые живут внутри нас, никогда нас не покинут, друзья извне — бог весть…

7

Первое настоящее детское горе — разлука с Няней. Старая женщина, обеспечившая себе комфортную старость, оставила работу. Больше Агата ее не видела. Заботы о ее утреннем и вечернем туалете возложили на одну из горничных. Взрослые отнеслись с полнейшим спокойствием к удару, подорвавшему в ребенке веру в самые основы надежного существования. Что такое уход служащей, есть о чем говорить? Робкая девочка не умела выразить мучившие ее чувства. Каждый день она писала Няне одинаковые короткие письма. Та отнюдь не поощряла упрямую детскую верность.