Читать книгу "Испытание ребенком. Как не дать счастью разрушить отношения - Джули Шварц-Готтман"

Недаром говорят «старый друг лучше новых двух». Возможно, это верно и в случае некоторых врачебных традиций. В рамках эксперимента, проведенного Клаусом и Кеннелом, подключение повитух к процессу схваток и родов привело к тому, что на 60 процентов уменьшилось количество просьб об эпидуральной блокаде; на 25 процентов упала средняя продолжительность схваток; на 30 процентов сократилось применение болеутоляющих препаратов; на 40 процентов – использование щипцов; на 50 процентов – кесарева сечения; на 40 процентов – окситоцина для стимуляции сокращений; роды стали намного менее болезненными, а также уменьшилась вероятность послеродовой депрессии. В группе матерей, которые рожали без повитух, 63 процента детей после рождения столкнулись с проблемами кормления. В группе с повитухами такое встречалось только в 16 процентах случаев. Современные методы, конечно, полезны, но и старая добрая эмоциональная поддержка тоже помогает. Привлечение повитух явно пошло роженицам на пользу.

Какой из всего этого можно сделать вывод? Если профессионал относится к беременной холодно и отстраненно, от этого страдает и она, и ребенок. Если же поддержать ее, подбодрить, проявить участие, эмпатию и уважение, окружить комфортом и любовью, и она, и ребенок, скорее всего, будут чувствовать себя прекрасно.

Этот урок применим не только к матерям и их новорожденным малышам, но и ко всем родителям с детьми. Жаль только, что такая точка зрения медленно пробивает себе дорогу в медицинском сообществе.

Что нужно детям? Что нужно родителям?

История отношения к детям в медицинских учреждениях далека от идеальной. О них там пытались заботиться, но до недавнего времени как-то неуклюже. К примеру, еще не так давно родителям запрещали посещать своих детей в больнице. Ребенка нельзя было увидеть, взять на руки, даже если он был подавлен или плакал. Изолировать ребенка было стандартной медицинской практикой. Даже медсестрам и врачам говорили: «На руки не брать». Звучит жестоко, не правда ли?

Но этим драконовским мерам есть объяснение: еще в начале ХХ века в больницах бушевали эпидемии инфекционных заболеваний. Врачи делали все, что было в их силах. Но в те дни не существовало антибиотиков, вакцин, пастеризованного молока и хлорированной воды. Поэтому медицина была бессильна. И в больницах, и вне их стен детская смертность была на пугающе высоком уровне. Между 1850 и 1900 годам каждый четвертый ребенок не доживал до пяти лет, чаще всего умирая еще в младенчестве. Только после 1946 года пенициллин наконец снизил эти цифры.

В конце 1920-х годов врачи уперлись в пределы своих возможностей. Все, что они могли предпринять, чтобы остановить распространение инфекций, – это карантин. Хорошо ли, плохо ли, но это сработало. Изоляция детей в больницах помогла решить проблему.

В это же время всеобщее внимание привлекли работы президента Американской психологической ассоциации психолога Джона Уотсона. В 1930-е годы он со своей якобы научной трибуны провозгласил принцип «жесткой любви». Уотсон утверждал, что материнский инстинкт, предполагающий безусловную заботу о ребенке, является злом. Его учение эхом повторяло библейский завет «розги пожалеешь – ребенка испортишь». Другими словами, родители, обнимающие и ласкающие своих детей, создают зависимых, распущенных монстров. То есть будущих преступников, расшатывая тем самым американское общество.

Ради интересов Америки родители должны перестать касаться своих детей, как совсем малышей, так и тех, кто постарше. Вместо того чтобы «портить» (термин Уотсона) детей, он призывал воспитывать в них здравомыслие, дисциплину и самоконтроль. В «Руководстве для жен», вышедшем в те времена, «портить» означало в том числе взять плачущего ребенка на руки или позволить ему спать на руках у родителей. Поэтому никогда не берите на руки плачущего ребенка, советовал Уотсон. Боритесь с этим инстинктом. И никогда не укачивайте ребенка, чтобы усыпить его. А позднее, если ребенок в чем-то отличится, не рассыпайтесь в похвалах. И по голове не гладьте. Жесткая любовь.

В больницах любили Уотсона. Его идеи можно было использовать для того, чтобы держать родителей подальше от их больных детей, ведь с поцелуями передаются микробы. Как пишет журналистка и общественная активистка Дебора Блюм, в 1940-е годы стандартной практикой было разрешать родителям видеться с детьми в больнице всего час в неделю!

В какой-то мере это работало. Когда детей начали изолировать, распространение инфекций уменьшилось. Младенческая и детская смертность сократилась. Уотсона объявили героем. Врачи советовали родителям жить по его заветам. Прекратите трогать ребенка, даже если он не болен. Прекратите брать его на руки и носить на руках, даже если ему больно или он расстроен.

Это было ошибкой. Ошибкой, потому что спустя некоторое время врачи столкнулись с новой страшной проблемой. После помещения в карантин многие дети чувствовали временное облегчение. Затем, ни с того ни с сего, их состояние резко ухудшалось. Или же ухудшалось постепенно: они становились все более тихими, безразличными и отстраненными. Переставали улыбаться. Просто потихоньку угасали. По неизвестным медицине причинам дети снова начали умирать в больницах.

Темная суть карантина могла бы остаться незамеченной, если бы не Вторая мировая война. Когда нацисты начали бомбить Лондон, из города было эвакуировано семьсот тысяч детей. В деревнях за ними присматривали взрослые, им не нужно было бояться бомб, их хорошо кормили.

Однако психолог Джон Боулби заметил, что эти дети начали тихо чахнуть, точно так же как те, которых помещали в карантин в больницах. Боулби был уверен, что дети сильно переживали разлуку с матерями, следствием чего и становилось их недомогание. Это была революционная идея. Но к Боулби не прислушались. Его взгляды считали слишком сентиментальными и ненаучными, в отличие от взглядов Уотсона (которые вообще-то тоже никакого научного обоснования не имели).

После окончания Второй мировой войны Джон Боулби и Мэри Айнсуорт провели несколько исследований, чтобы доказать свою правоту. Они изучали то, как дети реагировали на короткую разлуку с матерями и последующее воссоединение с ними. В некоторых случаях привязанность к матерям была надежной: дети скучали по ним в их отсутствие и радовались, когда они возвращались. Это говорило о здоровых отношениях между матерью и ребенком. Но часть детей была привязана к матерям не столь сильно. Они вели себя или замкнуто и не реагировали на возвращение матери, или тревожно и неуверенно – так сильно огорчались из-за ухода матери, что не могли успокоиться даже после ее возвращения.

Ученые выяснили, что ненадежная привязанность означала проблемы с адаптацией у детей в будущем. Дети с надежной привязанностью, наоборот, со временем оказывались более жизнестойкими и лучше приспосабливались к жизни. Они демонстрировали бóльшую независимость и активнее изучали мир. Это исследование означало научное подтверждение взглядов Боулби. Надежная привязанность была свойством отношений, а не ребенка. Без нее дети могли стать несчастными на всю жизнь.

1950-е годы принесли другие новости. В университете Висконсина психолог Гарри Харлоу начал работать с детенышами обезьян макак-резусов. Он провел по-настоящему драматическую серию экспериментов, посвященных важности материнской любви. Благодаря Боулби и Айнсуорт психологи узнали о том, как много значит привязанность ребенка к матери. Но они считали, что это привязанность к материнскому молоку. Все, что нужно детям, полагали они, – это поесть, ведь маленький ребенок неспособен эмоционально привязываться к другим. Дело только в соске. Однако Харлоу блестяще доказал обратное.