Читать книгу "Тридцать миллионов слов. Развиваем мозг малыша, просто беседуя с ним - Лесли Левинтер-Саскинд"

Еще два фактора, как оказалось, влияют на овладение языком и IQ. Первый сводится к разнообразию лексики, воспринимаемой ребенком. Чем беднее словарный запас, тем менее значительны достижения ребенка в трехлетнем возрасте. Влияние также оказывают разговорные привычки семьи. Харт и Рисли обнаружили, что у родителей, которые меньше общаются, дети также меньше говорят.

«Мы фиксировали, что малыши по мере взросления начинают говорить и вести себя как члены их семей»{51}. Даже «после того, как юные члены семьи научатся говорить и приобретут все навыки, необходимые для более интенсивного словесного общения, чем [принято дома], они не говорят больше; объем их речи [идентичен тому, что они слышат дома]»{52}.

У Харт и Рисли, возможно, была догадка о влиянии языка на процесс обучения, но даже они поразились тому, насколько точно предсказали исход исследования. Проверяя детей с профессором Дейлом Уокером шесть лет спустя, они обнаружили, что объем речи, характерный для ребенка в возрасте трех лет, предопределяет также его языковые навыки и школьную успеваемость в девять и десять лет{53}.

Невозможно переоценить вывод исследователей, что вовсе не социально-экономические обстоятельства оказывают главное влияние на речь, успеваемость в школе и IQ. Революционное исследование Харт и Рисли со статистической силой показало, что первичный фактор, впоследствии ставший известным как «разрыв в успеваемости», формируется различиями речевой среды в первые годы жизни. И хотя на первый взгляд данные могут показаться связанными с социально-экономическим положением, при более внимательном анализе они напрямую указывают на ранний языковой опыт ребенка, который нередко, но не всегда обусловлен социально-экономическим статусом.

И, пожалуй, самый ценный вывод заключался в том, что гипотетически плохую успеваемость можно исправить с помощью качественно разработанных программ, хотя для таких детей это действительно серьезная проблема.

Верить ли результатам

Я задала этот вопрос моему другу и коллеге Флавио Кунья, доценту кафедры экономики в Университете Райса: Флавио занимается анализом причин и последствий бедности. Он не только блестящий экономист, как его обычно оценивают, но и человек с прекрасным сочетанием качеств. Протеже лауреата Нобелевской премии по экономике профессора Джеймса Хекмана, научно доказавшего огромную социальную выгоду от инвестирования в детей первых лет жизни, Флавио Кунья дал свою оценку исследованию Харт и Рисли{54}.

Слабое место проекта, по его мнению, заключается в выборке тридцати одного часа записи, на основе которой ученые определяют весь словарный запас ребенка. «Это все равно что я скажу, будто весь ваш лексикон состоит из слов, которые вы используете в этой книге, потому что я-то наблюдаю только эти слова». Хотя все записанные сеансы длились одинаковое количество времени, из-за того, что некоторые дети говорили реже, невозможно точно узнать, сколько слов им известно, считает Флавио Кунья. Еще более важна оценка влияния родительской речи, поскольку в семьях, где родители говорили чаще, малыши и отвечали чаще, а в домах, где родители не любили много говорить, дети были менее склонны к общению. В таком случае записи скорее указывают, как родительская речь побуждает ребенка к общению, нежели на приобретенный словарный запас.

Однако два важных аспекта, как полагает Кунья, внушают доверие к результатам Харт и Рисли: применение зарекомендовавших себя методов оценки интеллектуального развития, в том числе теста на умственное развитие по шкале Стэнфорд-Бине, и, что еще значимее, подтверждение данных долгосрочными наблюдениями. Доказательство влияния ранней речи на готовность к школе и последующие достижения ребенка служит мощным обоснованием состоятельности исследования Харт и Рисли и их выводов.

Но разве можно делать столь категоричные выводы из исследования, охватившего только сорок два ребенка, каждого из которых наблюдали в течение лишь одного часа в месяц на протяжении всего двух с половиной лет? Разве может тридцать один час записи отражать все пятнадцать тысяч часов бодрствования ребенка? И, главное, разве может это время служить индикатором будущего для конкретного малыша?

Или это сродни афоризму Марка Твена о том, что «есть ложь, наглая ложь и есть статистика»?

Главной целью исследования Харт и Рисли было выяснить, влияют ли факторы раннего детства на последующую успеваемость ребенка, и если да, то можно ли посредством продуманной программы улучшить его успехи в учебе. Если говорить более конкретно, ученые хотели проверить, есть ли нечто в первые годы жизни детей из семей высшего социально-экономического статуса, что обеспечивает им потом академическое превосходство и чего не хватает мальчикам и девочкам из бедных семей.

Изначально существовали опасения, что широкая интерпретация данных выйдет далеко за пределы их фактического содержания. В статье The Early Catastrophe («Начало катастрофы») авторы отмечали: «Ученые предостерегают от экстраполяции своих выводов на людей и обстоятельства, которых не включали в исследование»{55}. Однако в конце концов Харт и Рисли согласились, что их данные отражают прогностическую силу раннего языкового опыта для будущей успеваемости ребенка, даже упоминая программы, которые могли бы смягчить проблемы.

Возможно, Бетти Харт и Тодд Рисли действительно недооценили значимость своих открытий. Ограничив участников исследования критериями «постоянство» и «оседлость», они отсекли часть общества – «самых обездоленных», по определению Уильяма Джулиуса Уилсона{56}, детей матерей-одиночек, проживающих в муниципальных домах в полном молчании, как описывала их Ширли Брайс Хит в 1990 году{57}. Если бы в изучение включили эти слои общества, то Харт и Рисли, наверное, выявили бы разрыв в словарных запасах даже больше тридцати миллионов слов.