Читать книгу "Ни слова о любви - Вера Фальски"

— Ну что там у тебя, Лена? Заканчивай, мы вот-вот выходим в эфир. Гости уже в студии, все готовы. Осталась только пани Соня.

Девушка направила на него убийственный взгляд василиска.

— Милош, я, конечно, прошу прощения, но делать макияж за одну минуту я не умею. Может, если бы ваша студия не находилась в сотне километров от города, гости бы не опаздывали.

Загаевский прикусил губу.

— У тебя есть две минуты, — буркнул он и исчез.

Сабина вопросительно взглянула на визажистку.

— Не переживайте, — успокоила та. — Это не телевидение, а так, пародия. У них и зрителей-то человек двенадцать всего, а важничают эти телевизионщики так, будто и впрямь имеют какой-то вес. На самом деле я еще любезность им оказываю, приезжая сюда, потому что по деньгам ничего на этом не выгадываю. Дело в том, что Марийка Батор — моя хорошая подруга, и она так меня упрашивала, что пришлось согласиться, — засмеялась она.

Когда макияж был закончен, Сабина присмотрелась к своему отражению в зеркале.

— Приятный цвет помады, — похвалила она. — Можно на нее взглянуть?

— Конечно.

Визажистка полезла было в несессер с косметикой, но в эту секунду в гримерке снова появился шеф съемки.

— Все, нам пора начинать!

Сабине подключили миниатюрный микрофон, и Милош повел ее по запутанным коридорам в студию.

— А вот и последняя наша гостья, — анонсировал он ее появление.

У большого круглого стола сидели остальные приглашенные, среди которых Сабина узнала автора репортажей об Украине, получившего за них несколько премий, критика из самого крупного печатного издания страны, который в прошлом году испепелил ее и некоторых других женских писательниц за потакание самым низменным вкусам (его фразу, тоже стилизованную под язык пролетариата и звучавшую как «из говна конфетку не слепишь», цитировал чуть ли не каждый встречный), и — Сабина оторопела — любимую писательницу Ружи, знаменитую Магдалену Телешко. За короткое время она добилась статуса одной из самых влиятельных публичных фигур и теперь высказывалась на любую тему — обо всем у нее было собственное мнение, и это мнение все у нее спрашивали. Она стала дежурным авторитетом газет и публицистических передач, особенно после сенсации сезона — недавно изданного романа «Член и плен», книги о поиске внутреннего «я», книги, с которой Ружа не расставалась ни на мгновение, непрестанно восхищаясь талантом и общественной вовлеченностью писательницы, которая (в отличие от ее, Ружиной, матери, разумеется) действительно «говорила голосом современных женщин». Сабине стало нехорошо.

К ней подошла черноволосая ведущая; лет ей было около тридцати, она носила модную короткую челку и большие очки в красной оправе, которые придавали ей эдакий интеллектуальный шик, хотя красоты не добавляли.

— Я Хелена Тулей, хозяйка «Писательского зала». Мне приятно, что вы приняли наше приглашение, — как-то неискренне проговорила она и проводила Сабину к предназначенному ей месту.

Остальные гости вежливо покивали.

Зажглись прожекторы. В камерах загорелись красные лампочки, и все двенадцать зрителей «Пятого канала культуры», сидящие перед телевизорами, увидели титры любимой передачи.

Разговор был посвящен писательской этике. Что это понятие означает сегодня, пытался разъяснить репортер по вопросам Украины, и его умозаключения усиленно поддерживала ищущая внутреннее «я» писательница. Телешко, потрясая серебряными браслетами из магазина индийских сувениров, непрестанно ссылалась на модных философов и употребляла слова типа «когнитивный» и «дискурс», чем сбивала с толку не только Сабину, но и брюнетку в очках, которая, впрочем, ловко лавировала между подобными интеллектуальными рифами. Сабина на всякий случай помалкивала, не находя для себя места в этой дискуссии, и мысленно проклинала Люцину.

Литературный критик утверждал, что на полках магазинов у нас не книги, а некие книгообразные продукты, что нас захлестывает волна безвкусицы, что любовные романы делают читателей безмозглыми, что нужно с этой всей пакостью бороться и называть вещи своими именами. Телешко кивала головой так энергично, что ее челка подпрыгивала, будто отдельное живое существо, зверек, прицепившийся ко лбу.

Ведущая поправила очки и заглянула в свои записи.

— Пани Соня, а как оцениваете все эти явления вы, представительница так называемой литературы среднего уровня?

Сабина почувствовала, что у нее потеют ладони, точно как на выпускном экзамене по математике. В горле пересохло.

— В каком контексте? — бездумно брякнула она.

Магдалена Телешко внезапно обернулась и, глядя ей прямо в глаза, процедила:

— Ох, да просто скажите нам, вы и впрямь считаете себя писательницей?

Сабина почувствовала, как в ней нарастает внутренний протест против ситуации, к которой ее подвели. В конце-то концов, это уже чересчур! Ей что, уготована здесь роль мальчика для битья? Пускай в глубине души она несвободна от сомнений, но зачем же выслушивать публичные оскорбления? Да она продала больше книг, чем все они вместе взятые и умноженные на пять!

Она бросила взгляд на свою руку: на пальце блестел крупный бриллиант, который она сама себе купила.

— А почему бы и нет? Я пишу книги и этим зарабатываю. Думаю, это входит в определение слова «писательница». Столяр зарабатывает тем, что делает мебель, врач — тем, что лечит людей…

Телешко посмотрела на нее с нескрываемым отвращением:

— Видите ли, сегодня, к сожалению, книги пишут все, но, прошу меня простить, это примерно как сравнивать маляра-штукатура с Микеланджело.

Это была уже тяжелая артиллерия, но Сабина увернулась от удара и в долгу не осталась:

— О, это правда, пишут все, но лишь немногие этим зарабатывают, — будто нехотя бросила она. — Им платят сами читатели, покупая их книги. А не иностранные фонды, которые раздают пособия по бедности, именуемые почему-то стипендиями — наверное, с целью конспирации и утешения бедных бумагомарателей.

Сабина обвела взглядом присутствующих и по выражению их лиц поняла, что затронула очень скользкую тему.

Но было уже поздно: на нее будто что-то нашло. Может, потому что эту чертову Телешко ей столько раз подсовывали как пример «настоящей писательницы». Да, может быть, именно из-за Ружи… Вероятно, дело было в том, что Сабине хотелось услышать хоть что-то приятное от собственной дочери.

Тем временем чертова Телешко снова зазвенела серебряными браслетами.

— Если это был камень в мой огород, то… не знаю, отдаете ли вы себе отчет, с кем вообще имеете дело.

— Ну что ж, о ваших книгах действительно мало что слышно. Оно и неудивительно, при таких-то тиражах… Но вы не беспокойтесь, я потрудилась поискать в «Гугле» ваше творчество. — Сабина, к собственному изумлению, давила на рычаг стервозности по максимуму. Внутри у нее все кипело. — Может, вы нам наконец расскажете, с кем нужно спать, чтобы получить статус самой выдающейся писательницы?