Читать книгу "Такеши Китано. Автобиография - Такеши Китано"

Я начал карьеру в театральном мире с самых неприметных должностей. Судьбе было угодно, чтобы «Французскому театру» понадобился лифтёр. Представьте себе на секунду: лифтёр! Мне повезло оказаться в нужное время в нужном месте. На деле работа меня разочаровала. Повседневный труд выматывал. Каждый день я должен был приходить за два часа до того, как в полдень заведение начнет работать. Сначала я вычищал лифт и убирал перед входной дверью, затем подметал лестницы с первого по третий этаж и, наконец, протирал все поверхности тряпкой. Весь день я был занят — поднимал наверх клиентов заведения, а затем спускал их обратно, каждый раз дожидаясь, когда за ними закроются двери. Жизнь уборщика и лифтёра была куда тяжёлее, чем у актёра. В стенах «Французского театра» мне приходилось много вкалывать, но я был очень рад, что принадлежу к миру театра.

В Асакусе создаётся впечатление, что все друг друга знают. Здесь одинаково любят джаз и старинные тоскливые баллады, веселятся, общаются, сдабривая речь изрядной долей жаргона. Днем в Асакусе скорее тихо и безмятежно, а вечерами она по-настоящему оживает, расцветая множеством спектаклей. На улицах, где в детстве разгуливал с друзьями Китано, царила атмосфера легкомыслия и китча, которую в Японии называют «эрогуро» — сокращение, которое появилось в Осаке, от слов эротический и гротескный. В 1930-х годах, ещё до пуританской волны, принесённой американской оккупацией (1945—1952), японские политики-реакционеры выступали против «падения нравов» и «широты взглядов в области морали» в некоторых рабочих кварталах. Однако резкие выступления в парламенте, призывающие к возврату прежних строгих ценностей, никак не влияли на Асакусу. Здесь праздник никогда не кончался, за исключением самых консервативных лет эпохи Мэйдзи (1868—1912), которая совпала с восстановлением императорской власти и господством строгого конфуцианства (позже оно легло в основу закона против проституции 1958 года), и страшных бомбардировок 1945 года, когда пожары практически уничтожили Асакусу.

Долгие месяцы после того, как меня взяли во «Французский театр», я спал на засаленном матрасе в крохотном чулане, который мне выделили. Комнатушка была тёмной, стены покрыты мокнущими пятнами. Уже много позже директор театра предложил мне переехать в небольшой дом, который также называли «приютом комедиантов». Там проживал не только он сам, но и остальные артисты. Я поселился в небольшой комнате, где из всех удобств были проточная вода, газ и электричество. Так я прожил

довольно долго, внося каждый месяц за аренду несколько тысяч иен. Помню, на двери моей комнаты не было даже задвижки, так что мне пришлось купить небольшой замок с шифром. Однажды на рассвете, обойдя не один бар, я вернулся в стельку пьяным и долго копался, пытаясь вспомнить нужный код... Наше здание входило в группу домов Сан-шом в Асакусе и находилось в начале авеню Сендзоку, в самом центре Кото-ку. Уродливое, плохо освещённое сооружение, чем-то напоминающее тюрьму.

Мэтр Фуками и подготовка к сцене

Наконец ветер подул в нужном направлении, и мой каторжный труд начал приносить свои плоды. Я выбился благодаря хозяину и директору «Французского театра», комическому актёру Сендзабуро Фуками — его настоящее имя Насоджи Кубо. В конце 1950-х годов он начал выступать в театре «Року-ца», который возглавил спустя десять лет, а уже в 1970 году стал директором «Фуранзу-ца». Случайно придя во «Французский театр», я начал ассистировать Сендзабуро Фуками в представлении написанных им скетчей. Многие из них казались мне смешными. Постепенно я стал его учеником, потому что понял: передо мной большой актёр. Как юмористу ему не было равных, талант Сендзабуро Фуками был безмерен. Почти всю жизнь он провёл, общаясь с актёрами, в популярных кабаре и театрах шестого округа Токио. Он знал все залы как свои пять пальцев. Сказать, что я многим ему обязан, — ничего не сказать, потому что с течением времени, в Асакусе, Сендзабуро Фуками обучил меня всему, что я знаю. Он научил меня не только играть, но и думать: преподавал мне актёрское мастерство, пение, танцы, чечётку... Постоянно повторял: «Актёр, который не умеет ни петь, ни танцевать, не может считаться настоящим артистом».

Именно благодаря ему, однажды, совершенно случайно, я впервые вышел на сцену. Было воскресенье, и удача мне улыбнулась. Один из актёров не явился в театр. Заболел. Его нужно было срочно заменить. Мой учитель предложил мне сыграть его роль. Ну, как-то так... Тем не менее у меня не было никакого опыта на сцене, если не считать, что как зритель я смотрел спектакли из кулис «Французского театра». Я понял, что мне подвернулся удобный случай. Роль была связана с переодеванием. Я никогда не выступал перед публикой, от меня всего-то и требовалось — сыграть комедию в женском обличье! Ни секунды не сомневаясь, я натянул платье, меня накрасили, и я вышел на сцену. Бремени едва хватило, чтобы запомнить пару диалогов. Опыт был показателен. Я был не так уж плох. Сендзабуро Фуками решил, что это было скорее хорошо. Примерно так же я вышел на сцену во второй раз, затем в третий, шаг за шагом я начал исполнять и другие роли, порой даже очень непристойные, что рождались в воображении моего учителя.

Комедийный дуэт «Два Бита»

Тем не менее голодные годы для меня не закончились. Мне было необходимо время, чтобы стать признанным комедийным актёром. Театральная среда была достаточно закрытой. Однако мне всё-таки удалось привлечь к себе внимание, благодаря смешным сценкам и резким номерам, которые я исполнял на сцене. Больше всего меня радовало то, что моя новая «профессия» позволяла мне насмехаться над всем, чем хотелось. Я просто обожал жонглировать и смешивать жанры, высмеивая всех и вся. Именно бьющие ключом шутки и насмешки обеспечивают нам любовь зрителей, приходящих на наши выступления. Я понял, что по большей части публика привыкла к традиционным сюжетам, избитым клише и предсказуемым развязкам. Мне удалось придумать трюк, который заставил зрителей рассмеяться. Во время диалогов я появлялся там, где никто меня не ожидал увидеть. Я сыграл на эффекте неожиданности, что публике очень понравилось.

Во «Французском театре» я продолжал совершенствовать мастерство комика, пока не пришло время заняться чем-то другим. Как раз в это время, в 1974 году, я встретил того, кто на долгие годы стал моим надёжным партнёром, сообщником и пособником на сцене: актёр Дзиро Канэко пришёл в театр незадолго до меня. В один прекрасный день он предложил мне объединиться в комедийный дуэт мандзай.

Мандзай представляет собой простой комический жанр, наиболее распространённый и популярный в Японии. На сцене пара актёров разыгрывает короткую сценку, состоящую из свободного, едкого и быстрого диалога. Представление напоминает словесную дуэль, которая строится всегда на одном и том же комическом приёме: один из героев — тсуккоми — серьёзный и разумный, в то время как другой — боке — рассеянный и нелепый. Популярны подобные сценки стали ещё в народных театрах Киото, Нара и Осаки примерно в VIII—X веках.

Для меня проблема заключалась в том, что, пока я не встретил Дзиро-сан, я практически ничего не знал об этом жанре. Я никогда не ходил на подобные представления в Асакусе и подумать не мог, что однажды начну выступать сам и стану одним из мандзаичи, комических актёров мандзай. Неважно. Талант меньше всего беспокоил Дзиро. Для него главным было стать богатым и знаменитым.