Читать книгу "Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века - Павел Уваров"

Парламент назначил большую сумму в награду за разоблачение убийц, допрашивали всех преступников, содержащихся в тюрьмах, стремясь выйти на исполнителей или организаторов убийства. Но расследование не принесло результата, тем более что опять вмешались внеюридические факторы. Грянула Варфоломеевская ночь, на фоне которой жестокость убийства семьи Дюмулена как-то поблекла, да и работа парижского правосудия была дезорганизована. Через год подозреваемых выпустили на свободу. А сеньорию Миньо Парламент конфисковал для возмещения судебных издержек.

Всю историю с братьями Дюмулен трудно назвать иначе чем «казус» — исключительный, экстраординарный случай, проверяющий «на излом» существующие нормы, в данном случае соотношение принципа кутюмного права, предполагавшего прежде всего незыблемость имущества, выделенного во вдовью долю, с принципом свободы собственности по римскому праву. По иронии судьбы, а точнее в силу некоторой закономерности, Дюмулен, всю жизнь работавший над соединением этих двух правовых традиций, сам оказался в центре этой юридической коллизии.

Казус 2. Ле Пилёр против Ле Пилёров. Отец против детей: как поделить наследство?[62]

Если Шарля Дюмулена можно смело отнести к интеллектуальной элите парижской адвокатуры, то его современника и коллегу Жана Ле Пилёра стоит расположить на противоположном полюсе: он не оставил печатных трудов, о нем нет ни свидетельств современников, ни сведений, занесенных в регистры Парламента; нам вообще ничего не известно о его профессиональной деятельности. Всё, чем мы располагаем, — его нотариальные акты. Но они весьма информативны. Воссоздавая круг забот и жизненные коллизии Жана Ле Пилёра, эти документы дают нам редкую возможность увидеть мир вполне заурядного парижанина в его антропологическом измерении. А тот факт, что Жан Ле Пилёр был адвокатом, объясняет его способность описывать свои проблемы гораздо более красноречиво, чем это предусматривал обычный формуляр нотариальных актов.

Последовательным разбором его документов я и предлагаю заняться.

Адвокат Парижского парламента Жан Ле Пилёр (встречается и другой вариант написания имени — Жан Пилёр) в 1539 году зарегистрировал в Шатле дарственную своим детям от второго брака[63]. По сути, речь шла о разделе имущества: адвокат стремился защитить интересы своих младших детей. В отличие от Дюмулена, он не был дворянином, и поэтому его недвижимое имущество не подлежало «дворянскому разделу», предусматривавшему преимущественные права старшего наследника. «Буржуазный», или «ротюрный», раздел предписывал равное распределение наследства между всеми детьми. Ле Пилёр загодя, не дожидаясь смерти, одаривает младших детей, рожденных во втором браке, стремясь обезопасить их от притязаний старших, которые, с его точки зрения, и так уже достаточно обеспечены. Подобных актов в регистре Шатле немало, но мой изначальный интерес к персоне Ле Пилёра вызвала особо колоритная и подробная мотивация дарения.

«По причине того, что наш Господь Бог даровал ему с Томассой Понсе, его первой женой, и Дениз дю Троншон, его нынешней женой, большое число детей», он занялся переделом наследства. Дети от первого брака, по его словам, уже хорошо устроены: одних дочерей он отправил в монастырь, других выдал замуж, выделив им имущества больше, чем та доля, которая причиталась им из материнского наследства. Сыновья либо содержатся в школах, либо отданы в учение к прокурорам, и Ле Пилёр «выплачивает за них пенсион, чтобы ввести их в [профессию], ознакомить их с судейской практикой, дабы они в будущем имели средства к существованию». Но мэтр Жан опасался, что несмотря на все благодеяния, с его стороны оказанные детям, по поводу раздела наследства возникнут неизбежные ссоры.

Из-за подобных случаев уже многие могущественные, богатые и влиятельные дома пришли в ничтожество, и дети стали вынуждены добывать себе хлеб милостыней, растратив все имущество на ведение процессов, питая вечное беспокойство и гнев друг против друга.

Дав эту мрачную экспозицию, Ле Пилёр моделирует вполне конкретный вариант развития событий:

…его упомянутые дети от второго брака совсем малы, не смогут помочь друг другу, и прежде чем вырастут, они уже растратят свое имущество в тяжбах и процессах, в которых они не смогут совладать с детьми от первого брака, породнившимися со стряпчими и способными получить многие выгоды, каковых не имеют дети от второго брака.

Принимая во внимание эти соображения, Жан Ле Пилёр совершает дарение своих многочисленных парижских домов, рент и участков земли в пригородах.

Дружба с «практиками»[64] — прокурорами — важное условие адвокатского существования, о чем свидетельствует отрицательный опыт Дюмулена. За судьбу людей, искушенных в судебной практике, можно было не волноваться, однако для детей Ле Пилёра от второго брака путь прямого социального возвышения был закрыт. Они могли бы стать прокурорами Шатле или даже Парламента, но это были «тупиковые» должности, дальнейший карьерный рост оставался уделом лишь адвокатов, людей с университетскими степенями. Обеспечить своих детей университетским образованием Ле Пилёр не смог или не захотел, в противном случае он не преминул бы напомнить об этом в дарственной.

Дарение оформляется юридически очень грамотно: ему предшествует документ об эмансипации детей, что делает несовершеннолетних правоспособными. Свидетелем сделки становится особый куратор из числа прокуроров парижского Шатле, выделенный правосудием, чтобы представлять интересы несовершеннолетних детей. В дарении оговаривается, что Жан Ле Пилёр и его супруга Дениза дю Троншон сохраняют узуфрукт[65] на передаваемое имущество, причем адвокат мог закладывать на условиях ипотеки имущество на сумму до 1200 ливров. Дети же такого права не имели. А если бы они попытались это сделать, то дарение было бы аннулировано. При этом оговариваются обязательства одариваемых детей по продолжению благочестивых деяний, начатых еще матерью Ле Пилёра: раздача хлеба и вина бедным, регулярное чтение месс и прочие обязательства. Дарение было составлено в конторе нотариусов Мопу и Бастоно 23 мая 1539 года. Регистрация же была осуществлена несколько позже, 3 марта 1540 года[66], мэтром Флореном Пиро, тем самым куратором детей, который был назначен правосудием. Как мы помним, ордонанс, изданный в Виллер-Котре, определял максимально допустимый срок регистрации дарений в регистрах Шатле в четыре месяца со дня составления акта. Но королевский ордонанс вступил в силу лишь в сентябре 1539 года, поэтому о задержке регистрации в данном случае говорить не приходится.