Читать книгу "Черчилль - Франсуа Бедарида"

Однако более серьезного внимания заслуживает следующее обстоятельство. Уинстон Черчилль, как и его предок Мальборо, да и многие великие люди, на протяжении всей своей жизни страдал от приступов глубокой депрессии. С детских лет и до последних дней депрессия была решающим фактором, определяющим его поступки, хотя в большинстве случаев Черчиллю удавалось скрывать свой недуг. В периоды депрессии им овладевало уныние, безысходная тоска терзала его и повергала в отчаяние. Черчилль сознавал, что подвержен психической патологии, и даже называл ее «черной собакой», потому что она неизменно сопровождала его в черные дни неудач.

Психиатр Энтони Сторр, тщательно исследовавший случай Черчилля, обнаружил в его депрессии источник ненасытного честолюбия и кипучей активности премьер-министра. Эти психологические особенности в развитии характера Черчилля нетрудно проследить. Недостаток родительского тепла и чувство одиночества, испытанное в раннем детстве, травмировали душу ребенка. С тех пор он отчаянно хотел преуспеть любыми средствами, чтобы возместить отсутствие любви и преодолеть преследовавшее его чувство неуверенности. Его подвиги для окружающих и для него самого должны были служить доказательством незаурядных способностей и талантов. Одним словом, только всеобщее признание могло убедить этого нелюдимого ребенка в собственной значимости. Отныне восхищение и любовь к нему должны были быть безмерны, как безмерны были страдания отвергнутого ребенка.

Тогда становится понятным глубинный, всеобъемлющий, нередко принимавший чудовищные формы эгоцентризм Черчилля. Становится понятной и неизменная жажда успеха и славы, ведь только завоевав их, он мог заставить замолчать душившие его сомнения в собственной значимости. «Если бы я не преуспел, — писал он своей матери, — для меня это была бы катастрофа! Неудачи разбили бы мне сердце, ведь честолюбие — моя единственная опора»[26]. Чтобы достичь цели, он выковал себе железную волю, он поступал дерзко, бравировал, хотел совершить все подвиги на свете. Черчилль не стремился поразить современников, он жаждал задушить собственную неуверенность, подавить собственный страх. Двойной комплекс неполноценности и превосходства, преследовавший Черчилля всю жизнь, отразился в признании, сделанном им Вайолет Асквит: «Все мы не больше, чем земляные черви, но себя я считаю светляком»[27].

И не потому ли Черчилль, несмотря на свое обаяние и остроумие, никогда не был особенно привлекателен и популярен, подчас его даже ненавидели — в колледже и полку, в парламенте и кабинете министров? Но разве могли товарищи и коллеги испытывать к Черчиллю что-то помимо раздражения и недоверия, ведь он был бессовестным честолюбцем, который не задумываясь переступил бы через любого из них ради достижения своей цели? Беда Черчилля была в том, что он не мог обуздать своего безмерного честолюбия, ставшего неотъемлемой частью его существа.

Позже в двух своих работах Черчилль пытался путем замысловатого доказательства от обратного выставить этот крест, вынесенный из несчастливого детства, преимуществом, приносящим победу в жизни. Он убеждал себя, что многие великие люди в конечном счете извлекали выгоду из несчастий, пережитых ими в начале пути и лишь закаливших их характер. Начиная биографию герцога Мальборо, Черчилль утверждал в свете установленной им связи между своим несчастным детством и судьбами великих людей: «Нужно в юности пройти через тиски соперничества, выдержать суровые испытания обстоятельствами, стерпеть жало насмешек и унижений, чтобы обрести стойкость духа и сосредоточиться на единственной цели, без чего не совершить великих деяний». В своей книге о Суданской кампании «Война на реке» Черчилль обратился к личности царя дервишей Махди и вновь попытался убедить себя: «Одиноко растущие деревья, если им, несмотря ни на что, все же удается вырасти, становятся сильными и крепкими. Так и ребенок, лишенный внимания отца, обретает силу и независимость духа, вознаграждающие его за детские обиды»[28].

Лет в пятнадцать Уинстон впервые задумался о своем будущем и сам выбрал себе карьеру, хотя отец уже давно все за него решил. В викторианскую эпоху перед младшим ребенком из аристократической семьи открывались три возможности: военная служба, религия, адвокатура. Ни религия, ни право Уинстона не привлекали, следовательно, оставалась карьера военного, тем более что она отвечала чаяниям юноши, грезившего о славных подвигах и приключениях.

Однако поступить в Королевский военный колледж в Сэндхерсте — своего рода английский Сен-Сир — было непросто, особенно если за поступавшим тянулся длинный шлейф неудов, полученных в предыдущих учебных заведениях. После того как сын дважды провалился на вступительных экзаменах, лорд Рандольф забрал Уинстона из Хэрроу, откуда молодой человек уехал без всякого сожаления, и определил его в лондонский crammer, нечто вроде фабрики бакалавров под названием «Заведение капитана Джеймса». В сем славном заведении, где обучение велось на редкость энергично, гарантировались положительные результаты даже у самых строптивых учеников. Несмотря на то, что в начале обучения Уинстона упрекали в «нарушении дисциплины, невнимательности, склонности поучать преподавателей», в конце концов он вынужден был подчиниться режиму интенсивной зубрежки, и шесть месяцев спустя долгожданный успех увенчал-таки его старания. 28 июня 1893 года Уинстона приняли в Сэндхерст, но лишь курсантом-кавалеристом, поскольку его результат на вступительных экзаменах был девяносто вторым из ста двух возможных, в основном из-за низких отметок по латыни, а в пехотных войсках к учебной подготовке курсантов предъявлялись гораздо более строгие требования.

Уинстон был довольно силен в истории и английском. Он рано начал учить французский язык и добился превосходных результатов. Тогда-то у него и появилась привычка сдабривать свою устную и письменную речь французскими выражениями, а впоследствии возможность поговорить по-французски всегда доставляла ему удовольствие. Впрочем, его собеседники не всегда разделяли с ним эту радость. Уже в двенадцатилетнем возрасте Уинстон играл Мартину, жену Сганарелля в «Докторе не по своей воле». А в 1883 году отец впервые взял его с собой в Париж, тогда их пребывание там продлилось недолго, первое же продолжительное путешествие Черчилля во Францию состоялось в 1891 году. Затем часть лета 1893 года он провел в Швейцарии, в следующем году побывал в Бельгии, где посетил поле битвы при Ватерлоо. Тогда же, несмотря на более чем прохладные отношения Англии с Францией, у Черчилля обнаружилось своего рода франкофильство, и он глубоко скорбел о погубленных войной французских провинциях, которым посвящено написанное им в 1890 году стихотворение:

Красавец Эльзас, Лотарингия скорбная, Полны вы горечи, полны страдания В сердцах сынов Франции[29]...

В Сэндхерсте Уинстон провел чуть больше года, с сентября 1893 года по декабрь 1894-го, красуясь в синем мундире курсанта. Об этом времени у него сохранились весьма приятные воспоминания. В избранном обществе будущих офицеров Ее величества Черчилль чувствовал себя как нельзя лучше, он не ропща подчинялся суровой дисциплине, охотно выполнял все необходимые упражнения. Сначала, правда, у наставников вызывали нарекания его хронические опоздания, впрочем, эта привычка осталась у Черчилля на всю жизнь, возведенная им в степень искусства. Распорядок колледжа был таков: подъем в шесть утра, урок владения оружием, марши, смотры, маневры, физкультура, верховая езда, теоретический курс. В целом набор дисциплин Уинстона устраивал, несмотря на то, что следствием такого интенсивного обучения были постоянная усталость и нервное напряжение. Ведь великий Черчилль никогда не мог похвастаться отменным здоровьем. Он был болезненным человеком, ниже среднего роста, но при этом в детстве сорви-голова Уинстон нередко причинял беспокойство миссис Эверест, пытавшейся его урезонить благоразумными наставлениями. «Бедняжка так неосторожен!» — писала она своему брату. В колледже Уинстон начал курить, отдавая предпочтение сигарам, и употреблять спиртное, впрочем, в меру. В то время виски и коньяк еще не были его любимыми напитками. Между тем оценки курсанта Черчилля с каждым месяцем становились все лучше, и на выпускном экзамене его результат был уже двадцатым из ста тридцати возможных.