Читать книгу "Александр Абдулов. Хочу остаться легендой - Александр Абдулов"

Серьезно ответить на вопрос о том, насколько имидж человека отличается от его реального содержания, довольно трудно, может быть даже невозможно. Ну не стану же я рассказывать о том, какой хороший человек Александр Гаврилович Абдулов… Ну, хотят некоторые люди видеть во мне другого, отличного от реального, мол, такой везунчик, баловень судьбы, смазливая мордашка, герой-любовник и все в том же духе. Как-то принесли мне статью с такими «тезисами». «Звезда устала» называлась эта статья. В ней было написано о том, что, дескать, я уже отработан. И мне невероятно захотелось спросить у автора: что значит отработан? Когда за год человек сам снимает кино, снимается в двух четырехсерийных телефильмах и двух художественных фильмах — это что, отработан? Пусть мне назовут, кто за этот год сделал больше…

Я невероятно гордился тем, что двадцать лет курил, а потом в одночасье бросил и два с половиной года не прикасался к сигаретам. А вот на съемках «Бременских музыкантов», когда разыгралась буря и мы ничего не могли сделать, со мной просто началась истерика, и я снова закурил. И очень стыдился этого…

В общем, в какие-то такие моменты особенно чувствуешь, как быстро летит время. Последний юбилей, сорок пять лет, у меня бурно прошел. Ко мне приехали человек сто. На день рождения ко мне гости всегда сами приезжают, без приглашений, из разных концов страны, из-за границы. А у меня же участок приличный, места много, и все действо происходило на улице, поскольку это конец мая. И попал в нашу компанию Чак Норрис, который смотрел на это дело, удивлялся и постоянно спрашивал: «У вас что, сегодня какой-то общенациональный праздник?»…

А что касаемо повседневной жизни… Да разве это жизнь? Мотаемся, мотаемся, мотаемся… Знаете, я вот раньше боялся отключать телефон. Думал, только отключу — и какой-то серьезный звонок пропущу, что-то важное не случится. А с некоторых пор я перестал этого бояться, поэтому сейчас я отключаю телефон довольно часто…

Уверен, внутри каждого из людей уживаются несколько прототипов, или, если хотите, персонажей. Снимай вас целый день скрытой камерой, и в течение этого дня вы будете и булгаковским Коровьевым, и Стивой из «Анны Карениной», и Ноздревым из «Мертвых душ»…

Кстати говоря, Ноздрев, как я для себя выяснил, единственный в «Мертвых душах» положительный герой — он один не продал душу дьяволу. Он — эдакий постаревший Хлестаков: вот сидит он один-одинешенек в своей деревне и, чтобы разогнать скуку, все время себе что-нибудь придумывает. Развлекается, так сказать. Думаете, нужно ему было продавать этих несчастных собак — да не нужно. Мы в картине придумали эпизод, когда в деревне к Ноздреву выбегают человек тридцать детишек. И все как один рыжие, такие, как он. Представляете, вся деревня рыжая!..

Спрашивается, откуда взялся такой Ноздрев? А все просто — подсмотрел, взял из реальной жизни… У меня приятель есть, так вот, когда мы с ним приходим на пляж, я обычно шучу: «Леша, свитер забыл снять». Вот и герою своему я придумал такой грим: рыжий парик, рыжие бакенбарды, рыжие усы — настоящая медная проволока… Потом я расстегиваю рубашку — у меня и грудь такая же медная. Говорю: «Давно не брал я в руки шашек», засучиваю рукава — а у меня и руки такие же…

Категорически уверен — ничего лишнего в жизни нет. Все мое… Ну скажите, пожалуйста: от Коровьева можно было бы отказаться, или от Стивы, или от Ноздрева? Как можно отказываться от таких ролей?! Нет, мол, я еще подумаю, я еще подожду: а вдруг мне Гамлета предложат. Ну, сиди и жди! И это никакая не гонка, это образ жизни… Извините, я приехал из Ферганы, в Москве у меня не было никого. И все, чего в этой жизни я добился, я добился сам. Если бы сидел и ждал, когда придет добрый дядя и даст мне конфетку, ни черта бы из меня не получилось… Конечно, устаю. Страшно устаю. Вот сейчас сплю и вижу, как первого мая сяду в самолет, улечу в Астрахань, возьму лодку и в полнейшем одиночестве уплыву в камыши и буду ловить рыбу. И так четыре дня. Кайф!

…Знаете, вообще-то актер не должен говорить об усталости. Ну да, это край — дальше только гроб, летальный исход…

В последнее время я частенько становлюсь главным персонажем каких-то скандальных публикаций… Ой, такую херню пишут — что-то страшное. Например, что я уже на операцию лег, что с жопы перетянул кожу на лицо… Или вот про некое странное заболевание, после которого в театре со мной за руку никто не здоровается, из опасения подцепить заразу… Действительно, не все со мной здороваются за руку, да и я тоже не со всеми…

Да, кстати говоря, я ведь однажды сам про себя запустил одну шутку, что, мол, певица Пола Абдул моя сестра. Как все купились! Подходили, спрашивали: «Сань, чего же ты молчал?» Так что запустить можно любую утку, да и написать можно все что угодно…

…Естественно, как любому человеку, мне есть что скрывать. Ошибок в жизни много наделал. Но ни о чем не жалел и не жалею. Никогда. Ошибка? Да. Но это моя ошибка. Боль? Это моя боль. Актера нельзя жалеть. Люди, которые пришли в театр, не должны знать, что вчера, допустим, у тебя умер самый близкий человек. Им наплевать — они купили билеты: изволь, давай, солнце, играй…

Я не могу и не умею публично каяться в каких-то собственных грехах. Я никогда не рассказываю о своей личной жизни… И потому никто из посторонних о ней не знает… Придумывают что-то — ну и пусть придумывают. Чего-то подсматривают, где-то подслушивают — да и бог с ними. Но я-то ничего не говорю… В мою профессиональную деятельность, пожалуйста, лезьте — она публична… Но моя личная жизнь — это моя личная жизнь… Есть люди, которые пишут о том, как они спали с одной женщиной, потом с другой, дальше с третьей. А те, о которых пишут, они уже давно жены других людей, у них дети. Как вы считаете, это нормально? По моей морали, я считаю, что это подло. Вот, например, читает ребенок книгу или статью и узнает — оказывается, мою маму — того… Нет, я этого не понимаю. Представляете, если я сейчас напишу, с кем я жил. Ну-у-у!.. Это хороший многотомник был бы, волосы бы у всех дыбом встали… Я никогда этого не сделаю. Это табу. Этого делать нельзя…

Я иногда играю в казино. Но, конечно, сейчас не так, как раньше… От этой болезни можно излечиться… Можно. У меня-то был просто клинический случай — каждый день ходил в казино как на работу. А однажды наступил тот самый момент, когда я понял, что еще секунда, и тумблер сработает — у меня просто уедет крыша. Слава богу, за ногу к батарее меня не привязывали — до этого не дошло… С этой иглы я соскочил сам. Тьфу-тьфу-тьфу… Хотя, признаюсь, еще чуть-чуть, и бросил бы театр, продал квартиру, машину — все бы проиграл, до нитки…

Началось это в то время, когда в Москве открылось первое казино — в гостинице «Ленинградская»… Та еще компания собиралась: это были абсолютно сумасшедшие люди, абсолютно больные на голову. И я не исключение — был момент, когда мне казалось, что карту уже видишь насквозь…

Выигрышей было много. Однажды я выиграл шестьдесят две тысячи… Долларов, естественно. Случалось, и по тридцать тысяч выигрывал…

А однажды, страшное дело… Однажды я проиграл весь свой гонорар за фильм. Причем за итальянскую картину. Не хочу даже вспоминать сколько… Причем, когда пришел в себя, спросил, что это за день был, — оказалось, тринадцатое число, пятница. В этот день из дома-то выходить нельзя, я уж не говорю про игру… Вот бес попутал…