Читать книгу "Когти тигра - Леонид Платов"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Через два дня, робея, он притопал к «их» окну.
По обыкновению, Туся читала на подоконнике. С героями книги все как будто бы обстояло благополучно. Это хорошо, это кстати.
– А шо цэ ты, Тусечка, читаешь? – вкрадчиво спросил Григорий, приблизясь.
Туся обернулась:
– Я читаю про Генриха Гейне.
Этот Генрих, видно, был малый не хуже Уолтера, потому что глаза Туси сияли.
– Понимаешь, – она заговорила так, словно бы никогда не было размолвки между ними. – Гейне был очень-очень болен. Последние годы жизни он совсем не вставал с постели – прозвал ее своей матрацной могилой. Над ним вешали веревку, и он цеплялся за нее, чтобы приподняться или повернуться на бок, представляешь?
Григорий кивнул. Еще бы!
– А он был знаменитый поэт, – продолжала Туся. – И он все время работал. Его последними словами были: «Бумагу и карандаш!» Потом началась агония…
Она задохнулась от волнения.
«Как закалялась сталь» в ту пору еще не была написана, Николай Островский только начинал свою борьбу с роковым неотступным недугом. Поэтому пример Гейне произвел на Григория впечатление.
Кажется, тогда же он узнал и о когтях тигра.
– Это Гейне перед смертью сказал, – сообщила Туся. – Похлопал рукой по только что законченным мемуарам – а в них он беспощадно расправился со всеми своими врагами – и сказал ясене: «Тигр умрет, но останутся когти тигра!..» Нет, ты не понял, я вижу. О когти же можно оцарапаться, верно? Даже если тигр лежит на земле, уже бездыханный. Он и мертвый еще опасен. Ну, понял теперь?
Некоторое время Григорий молчал, погруженный в раздумье.
– А шо ты, Тусечка, думаешь, – произнес он наконец и как бы с удивлением поглядел по сторонам, – цьому Генриху було, мабуть, гирше, ниж мэни. Ще и верьовку над ным вишалы…
– Да, но у Гейне был характер, – наставительно сказала Туся. – А у тебя как, есть характер?
Этого Григорий еще не знал. Он ей так и сказал с запинкой:
– Я… я нэ знаю…
Некоторое время Туся не сводила с него пристального, критически оценивающего взгляда.
– Ну як? – выдавил из себя Григорий.
– Я думаю, есть. Но это неважно, что я думаю. Гораздо важнее в данном случае, что думает об этом наш Иван Сергеевич…
Она выдержала длинную драматическую паузу.
Иван Сергеевич был врачом третьего отделения. Григорий часто жалел о том, что попал к Варваре Семеновне, а не к нему. На Ивана Сергеевича приятно было смотреть даже тогда, когда он шел по коридору, направляясь в обход или возвращаясь с обхода. Жизнерадостный, улыбающийся, очень широкий в плечах, он выглядел особенно широким, потому что полы его халата развевались на ходу.
– Если бы ты знал, какой он врач! Вот это врач так врач! – восторгалась Туся. – Когда я задыхаюсь и он усаживается на мою койку и берет мою руку своей большой прохладной рукой, мне уже делается легче.
Григорий только восхищенно качал головой.
И вот сейчас этот Иван Сергеевич думает, что у него, у Григория, есть характер!
– Цэ вин тоби сам сказав? Сама чула?
Да, Туся слышала это собственными своими ушами.
Она сидела в дежурке за ширмой, медсестра готовилась сделать ей внутримышечную инъекцию. (Туся никогда не говорила – укол, она за время своей болезни запомнила множество всяких медицинских терминов и при случае любила щегольнуть ими в разговоре.) Ну вот, стало быть, сидела она себе за ширмой очень тихо. Врачи, наверное, и не догадывались о ее присутствии, иначе, конечно, не стали бы разговаривать так откровенно. Да, кстати, кроме Ивана Сергеевича и Варвары Семеновны, были там еще две эти фифки-практикантки.
Речь почему-то зашла о Григории. Начало разговора она прозевала, потому что ей было очень плохо. Но после инъекции она задышала лучше. До нее дошло:
– Мальчик – хроник, и безнадежный! – Это недовольный голос Варвары Семеновны. – Я же показывала вам его рентгенограммы.
– Не единой рентгенограммой жив человек, – пошутил Иван Сергеевич. Затем уже серьезно: – Понятно, и я, как вы, доверяю рентгенограммам, однако не хочу, чтобы они заслонили нечто, будем так говорить, не менее важное.
– Что же именно?
– Самого больного, его способность к сопротивлению, его дух прежде всего.
– Дух? Отдает идеализмом, – заметила дуреха практикантка.
– Почему? Вы же, например, прописываете своим больным бром. Но ведь, кроме брома, нужна еще какая-то рецептура радости. Тем более он мальчик, ему нет, наверное, и четырнадцати.
– Недавно я подарила ему пластилин, – вспомнила Варвара Семеновна.
– По-видимому, мало этого. Подарите ему надежду!
– По-вашему, я должна лгать?
– Нет. Поверьте сами в его выздоровление. Он сразу почувствует это.
– Повторяю, он хроник.
– Ну и что из того? По-разному можно рассматривать длительную болезнь. Например, как врага, против которого надо поднять, собрать, мобилизовать все силы больного, в том числе и волю его! Кстати, я видел вашего Григория. У него упрямый лоб.
– Да, мне нелегко с ним.
– А ему с вами? Ну не сердитесь. Вдумайтесь в этого своего Григория. Не сковывайте его психику. Он должен очень хотеть выздороветь. Пусть он изо всех сил помогает вам. Это важно. Он сможет вам помочь. По-моему, у него есть характер.
Разговор был очень напряженный, весь из острых углов, поэтому он так запомнился Тусе.
Характер, характер! Иван Сергеевич сказал, что у него есть характер!
А что такое характер?
ПРОЩАНИЕ
Григорий надумал тренироваться – втайне от всех. Готовил Тусе сюрприз. Забирался в глубь сада, чтобы его никто не видел, и там пытался хоть несколько метров пройти без костылей. Должен был пройти! Ведь сам Иван Сергеевич сказал, что у него есть характер!
Он делал короткий шаг, подавлял стон, хватался за дерево, опять делал шаг. Земля качалась под ним, как палуба в шторм. Пот градом катился с лица. Колени тряслись. Но рот его был плотно сжат.
Григорий заставлял себя думать только об одном: ну и удивится же Туся, когда увидит его без костылей! Или еще лучше: он притопает к ней на костылях, а потом отбросит их – ага? – и лихо выбьет чечетку!
Увы, как ни старался он, дело не шло. Правильнее сказать, ноги не шли. Руки-то были у него сильные, на перекладине он мог подтянуться раз двадцать подряд. А ноги не слушались. Как будто вся сила перешла из них в руки.
А Туся, не зная ничего об этой тайной тренировке, которую правильнее было назвать самоистязанием, по-прежнему сердилась на него: почему он вялый, почему невеселый?
– Ты только себя не очень жалей! Это вредно – себя жалеть. Ты же сильный, широкоплечий! Вон как дышишь хорошо. Я бы, кажется, полетела, если бы могла так дышать!
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Когти тигра - Леонид Платов», после закрытия браузера.