Читать книгу "Сибирский аллюр - Константин Вронский"

– А ты понежнее не можешь?

– Не пробовал. Но в любом случае синяки-то останутся.

– Ну, если ничего не поделаешь, – вздохнула девушка, глядя на него бездонными голубыми глазами.

Машков вмиг почувствовал себя преотвратно! Вон ведь она как с ним разговаривает! Что поглаживает тебя и пощечину дает одновременно! А этот взгляд… В таких глазищах утонуть можно. Ну, и как прикажете терпеть все это два года-то?

Он пошел к попу, полаялся с ним для приличия, выплескивая в пустой брани все то, что накопилось на сердце за последнее время.

– Спасибо, – сказал Иван потом и повернулся прочь, собираясь уходить. – Теперь и жить можно.

Казачий пастырь Вакула Васильевич Кулаков ухватил Машкова за руку и постучал кулаком по лбу.

– У тебя что, совсем с головой не в порядке, Ваняша?

– Да нет же, отче, – скрипнул зубами Машков. – Просто то, что в нутре засело, вам, попам, не понять…

Взлетали искры весело горевших костров, благостное их тепло перекрывало холод свежей июньской ночи, лошади шумно фыркали, казаки во сне по-домашнему мирно похрапывали.

– Почему ты не убегаешь? – внезапно Машков заинтересованно глянул на Марьянку. Все эти дни мысль о ее возможном побеге занимала его. Возможностей-то сбежать было хоть отбавляй. Вот, например, вчера, когда они мчались по маленькому городку Чугуновску. Никто ведь тогда за «пареньком Борькой» не присматривал. Так нет же! «Он» словно приклеился к Машкову и, кажется, даже визжал по-казачьи, да еще так, что кровь стыла в жилах.

– У меня предназначение перед Богом, – серьезно отозвалась Марьянка, закутываясь в попону.

– Предназначение? Ого-го! И какое же, позволь узнать?

– Сделать из одного висельника Ивана, Матвеева сына, нормального человека.

– Это чего ж ты хочешь содеять-то? – в ужасе спросил он. – Убить меня собралась, да? А, Марьянка? – Машков жутко скрипнул зубами. – За кого ты меня принимаешь, черт бы тебя…

– В душе ты ж человек неплохой, Машков.

– Ну, когда дьявол хвост спрячет, он тоже ничего выглядит.

– Я ведь не о том говорю, Иван! Ты как будто на две половинки саблей рассечен, и ничем эти половинки не склеить.

– Чем же это плохо? – обиженно поинтересовался Машков.

– Не понимаешь ты…

– А ты зато понимаешь, да?

– Да!

Он глянул на нее, увидел под попоной очертания кинжала, лежавшего на теле девушки, и повернулся к Марьянке спиной.

«Гнать ее надо, гнать, – мрачно подумал он. – Или мне действительно придется ударить ее – в полном соответствии с добрыми старыми традициями: а ну, глазья-то опусти, баба! Э-э, да чего там, я ее просто забью насмерть…»

Грели его, согревали подобные мысли, согревали уж тем, что он прекрасно знал – никогда так не поступит.

Ночью, поняв, что не сможет заснуть, Машков вновь отправился к пастырю их казачьих бродячих душ. Батюшка по обыкновению изрядно уже принял и с блаженным видом начищал добытые, вернее, «подаренные» сотоварищами по божьему цеху, священные для него вещицы. Завтра будет воскресный день… Надо бы молебен отслужить, а потом и в путь-дорожку пускаться можно.

– Иди-ка ты отсюда прочь, Ваняша! – заявил поп, отмахиваясь от казака распятием. – Знаю я все матюки твои, выучил уже! Меня этими богохульными словесами не проймешь!

– Я за советом, отче! – Машков казался столь смиренным, что отец Вакула с любопытством покосился на него.

– Слушаю, сын мой…

– Скажи, отче, неужто я и в самом деле из двух половинок состою, склеенных хуже некуда?

Казачий пастырь Вакула Васильевич поначалу уставился на Машкова почти в священном ужасе. А затем припомнил, что с начала похода Иван больно уж сильно изменился. Словно выпекало ему что-то мозги из головы.

– Каким клеем склеен, вот что важно, – по-отечески утешил Машкова поп. – Только это и важно, сын мой, в общем-то…

– А разве не важно, что из половинок-то?

– Ну, ежели бы ты был, предположим, лавкою, наспех склеенной, тогда беда. А так – жить можно.

– Я ж тебе не лавка, отче…

– И слава богу! – отмахнулся от Машкова поп Вакула, и Иван ушел к своему костру ничуть не успокоенный.

Марьянка крепко спала. Машков осторожно присел над ней на корточки, с любовью глядя на девушку. Губы ее были слегка приоткрыты. «Какая ж она красивая, – подумал Иван. – Какая нежная! Черт побери, завтра мне опять придется орать на нее…»

У камской излучины рядом с Челнами Лупину наконец-то удалось повидаться с дочерью. И не только повидаться, но и перекинуться парой слов!

Их встреча произошла 14 июня 1579 года, и если бы у Лупина был календарь, он бы точно обвел эту дату красным цветом, а то и своей собственной кровью. В этот день он готов был плакать от счастья, и даже чертова ватага казалась ему сегодня чудом господним. Казаки стали лагерем у Камы. Ермак и его сотники совещались уже несколько часов. Впервые они поняли, кто такие Строгановы. Все, что до сих пор рассказывали о купцах посыльные, звучало слишком уж фантастично, чтобы взять вот так сразу и запросто поверить. Но теперь казаки слышали также разговоры местных селян, а уж тем Строгановы были отлично известны. Кто ж на Каме-реке, кто ж во всей Пермской земле не знал, кто такие Строгановы?

Царь – далеко, Бог – высоко, а Строгановы – повсюду… Это была та самая мудрость, с которой приходилось жить, и жить в общем-то неплохо. Удмурты и башкиры, населявшие эти земли, сначала пробовали сопротивляться, когда еще дед, Аника Строганов, землю сию от царя в подарок получил. Подарок, который сделать легко, ведь землица-то царю Ивану и не принадлежала вовсе. Она царевой только тогда стала, когда Аника Строганов на Каме утвердился и всем поведал, что великий Белый Царь из далекой Москвы отныне берет под свою опеку и защиту всех тамошних людей. А опекать, мол, от имени государства он, Аника, будет. И начал Строганов земли и леса ворошить. Он заключал сделки с жителями, не умевшими ни читать, ни писать. В грамотах же тех договорных значилось, что Пермская земля и все, что расположено по левому и правому берегам Камы, отныне принадлежит Москве, и на то у Строгановых все права имеются.

Сначала люди опешили от подобной наглости, а потом и за оружие хвататься начали. Но Аника Строганов был не тем человеком, который берет земли лишь с мечом в руках. Он предпочитал мирное улаживание вооруженному кровопролитию: Аника пригласил к себе князьков местных племен, показал им новые свои хоромы, выстроенные по московскому образцу. Под впечатлением от роскоши и обещаний, дескать, и вы так скоро жить будете, князьки приняли подарки, а затем сказали своим людям, что со Строгановыми тягаться не стоит. Себе дороже.

В принципе, «под Строгановыми» жилось неплохо, головы у них были светлые. Они и кремль отстроили, в котором можно было укрыться от набегов лихого люда; у них и отряд воинский имелся; за меха, зверье и рыбу купцы давали неплохую цену. По управляющим Строгановых можно было как по луне и солнцу сверяться: появлялись они всегда ровно в срок. А что это значит при русском бездорожье, понимал всякий, кто живет на этой земле и знает вреднейший норов местной природы.