Читать книгу "Путешественник. Том 1. В погоне за рассветом - Гэри Дженнингс"

Помню, однажды Убалдо сказал, что он отправляется в западную часть города и собирается воспользоваться собачьей переправой. Я никогда не слышал о подобном и отправился посмотреть, что это за странное средство передвижения. Однако поскольку мы пересекли Большой канал самым обычным способом через мост Риалто, я выглядел сбитым с толку и заинтригованным, и Убалдо вовсю зубоскалил и потешался надо мной.

— Ты такой же серый, как и камни, из которых делают городские здания.

Дорис объяснила:

— Для того чтобы попасть из восточной части города в западную, существует только один способ, не так ли? Это значит, что надо пересечь Большой канал. Кошкам разрешается переезжать на лодках, чтобы они ловили крыс, а собакам нет. Таким образом, собаки могут пересечь канал только по мосту Риалто. Это и есть «Собачья переправа», no xe vero?[20]

Кое-что из уличного жаргона я мог перевести и без их помощи.

О любом монахе или священнике они говорили: «le regiozo», что могло означать «болван»; я долго не мог понять, что они просто исковеркали слово «religiozo». Однажды, когда стояла прекрасная летняя погода, они объявили, что переезжают из трюма баржи в La laconda de la Stela. И я понял, что они вовсе не собираются переезжать в какую-то гостиницу под названием «Звездный свет»; просто мои друзья имели в виду, что летом собираются спать на улице. Когда они говорили о женщине как об una largazza, они просто переиначивали слово, обозначающее девушку la ragazza, грубо намекая на то, что у нее большое, словно пещера, интимное отверстие[21]. Фактически большая часть лексикона портовых ребятишек, как и все их разговоры и интересы, сводились в основном к этой не слишком деликатной теме. Я впитал в себя огромное количество информации, но иногда новые знания больше конфузили меня, чем просвещали.

Тетушка Зулия и брат Варисто приучили меня относиться к тому, что расположено у меня между ног, если я вообще об этом задумывался, как к le vergogne — «стыдному месту». В доках я узнал огромное множество иных терминов. Слово «багаж», которое использовалось для обозначения мужских гениталий, было вполне понятно. Candelótto[22] было слово вполне уместное для полового органа в состоянии эрекции, подобного крепкой свечке; слово fava[23] употреблялось для похожего на головку конца этого органа, поскольку он слегка напоминал большой боб. Это все было более-менее понятно. Тайной для меня оставалось, почему слово «lumaghétta» употреблялось применительно к женским половым органам. Я понимал, что там у женщины нет ничего, кроме отверстия внизу, а ведь слово «lumaghétta» могло означать маленькую улитку или маленький колышек, с помощью которого менестрели натягивают струны на своей лютне.

Как-то днем, когда я играл вместе с Убалдо и Дорис в доке, вдоль эспланады, толкая перед собой тележку, двигался зеленщик. К нему легкой походкой подошли жены моряков и принялись рыться в его товаре. Одна из женщин погладила большой желтоватый огурец, вздохнула и произнесла:

— Il mescolato.

Остальные женщины похотливо захихикали. Я уловил скрытый смысл этого слова, означавшего «возбудитель».

Через некоторое время появились двое стройных молодых людей, которые принялись прогуливаться по эспланаде рука об руку, странной подпрыгивающей походкой. Одна из портовых женщин закричала:

— Жених и невеста!

Другая бросила презрительный взгляд на молодого человека, который выглядел более изящным, и пробормотала:

— У этого парня щель под чулками.

Я никак не мог взять в толк, о чем они толкуют, а объяснение Дорис мне тоже ничего не дало:

— Существует определенный тип мужчин, которые делают с другим мужчиной то, что обычно настоящий мужчина делает только с женщиной.

Итак, в моем образовании оказался очень большой пробел: я не имел четкого представления, что настоящий мужчина делает с женщиной.

Поймите, я не был совсем уж темным в вопросе взаимоотношений полов, во всяком случае не больше, чем остальные дети из венецианского высшего общества, или, как я думаю, дети из высшего общества в любой другой европейской стране. Мы сами не помнили этого отчетливо, но все мы рано узнали об этом от наших матерей или нянек или от тех и других.

Оказывается, матерям и нянькам с незапамятных времен известно, что лучший способ успокоить дитя или уложить его побыстрее спать — это проделать с ним акт manustuprazión. Я много раз видел, как мать проделывала это с младенцем, чей bimbin был таким маленьким, что она могла манипулировать им с помощью всего двух пальцев. Однако крошечный орган поднимался и рос, конечно, совсем не в таких пропорциях, как у взрослого мужчины. Пока женщина делала это, малыш дрожал от возбуждения, а затем улыбался, после чего корчился в сладостных судорогах. Малыш не извергал spruzzo (струю), но не было никаких сомнений в том, что он наслаждался оргазмом. После этого его маленький bimbin уменьшался до первоначальной величины, ребенок успокаивался и быстро засыпал.

Разумеется, и моя мать часто проделывала так со мной, и я полагаю, что это хорошо для ребенка. Подобные ранние манипуляции, кроме того что являлись отличным успокоительным средством для малышей, явно стимулировали развитие их органов. Матери Востока не практиковали подобного, и это упущение становилось все более очевидным по мере того, как ребенок рос. Я видел на Востоке раздетыми многих мужчин, и почти все они имели член меньше моего.

Хотя наши матери и няньки переставали заниматься этим, когда мальчику исполнялось два года (в этом возрасте его также начинали отучать от грудного молока и знакомили с вином), тем не менее в памяти у каждого малыша оставалось смутное воспоминание. Более того, мальчик не терялся и не пугался, когда вырастал и становился подростком и этот орган начинал привлекать его собственное внимание. В этом случае, когда мальчик просыпался ночью, касаясь рукой своего члена в состоянии эрекции, он знал, чего хочет.

— Холодной банной губки, — обычно говорил брат Варисто своим ученикам. — Это позволит вам днем не отвлекаться от занятий, а ночью избавит от риска опозориться.

Мы подобострастно выслушивали его, но по дороге домой смеялись над учителем. Возможно, у монахов и священников все же бывает непроизвольное семяизвержение, и они чувствуют в связи с этим разочарование и вину. Ни один здоровый мальчик моего возраста никогда не станет из-за этого переживать. И никто не предпочтет холодный душ удовольствию сделать со своим candelòtto то, что его мать делала, когда тот был еще bimbin. Тем не менее Убалдо был преисполнен презрения, когда узнал об этих ночных играх, которые до сего времени являлись моим единственным сексуальным опытом.