Читать книгу "Трактат о военном искусстве - Сунь-Цзы"

7

Война – это путь обмана [10]. Поэтому, если ты и можешь что-нибудь, показывай противнику, будто не можешь; если ты и пользуешься чем-нибудь, показывай ему, будто ты этим не пользуешься; хотя бы ты и был близко, показывай, будто ты далеко; хотя бы ты и был далеко, показывай, будто ты близко; заманивай его выгодой; приведи его в расстройство и бери его; если у него все полно, будь наготове; если он силен, уклоняйся от него; вызвав в нем гнев, приведи его в состояние расстройства; приняв смиренный вид, вызови в нем самомнение; если его силы свежи, утоми его; если у него дружны, разъедини; нападай на него, когда он не готов; выступай, когда он не ожидает.

10

Китайское […] не вполне покрывается русским «обман». Содержание этого китайского понятия охватывает то, что мы передаем словами «обман» и «хитрость». Поэтому и те приемы, которые дальше рекомендует Сунь-цзы, частью относятся к тому, что мы назвали бы обманом, частью к тому, что мы охарактеризовали бы как хитрость. Не желая давать в русском переводе два слова на место одного китайского, останавливаюсь на слове «обман», поскольку и под «хитростью» у нас разумеются непрямые и именно большей частью обманные ходы в достижении своих целей.

8

Все это обеспечивает вождю победу; однако наперед преподать ничего нельзя.

9

Кто – еще до сражения – побеждает предварительным расчетом [11], у того шансов много; кто – еще до сражения – не побеждает расчетом, у того шансов мало. У кого шансов много – побеждает; у кого шансов мало – не побеждает; тем более же тот, у кого шансов нет вовсе. Поэтому для меня – при виде этого одного – уже ясны победа и поражение.

11

Выражение «мяосуань» имеет вполне конкретный смысл. В эпоху Сунь-цзы храм предков – «мяо», находившийся на дворцовой территории, обычно в восточной части ее, являлся помещением для важнейших собраний советников правителя. Это был, так сказать, «зал совета». Естественно, что перед войной здесь устраивался военный совет, на котором взвешивались все шансы войны и вырабатывался план действий. Поэтому выражение «мяосуань» имеет смысл «план войны, принятый на военном совете», до ее начала, т. е. предварительный план войны. Однако, поскольку на дворцовом совете обсуждали не только вопросы войны, выражение «мяосуань» имело общее значение – всякого предварительного плана, выработанного на совете; в дальнейшем же это слово стало означать план или расчет, выработанный на основании предварительного размышления или обсуждения, т. е. вообще предварительный расчет.

О том, что территория храма предков служила местом для важнейших церемоний и собраний, мы узнаем, в частности, и из трактата У-цзы, где рассказывается о пирах, устраивавшихся на дворе храма предков в честь отличившихся на службе государству (У-цзы, глава VI, 1).

Пояснения к главе[10]

Трактат Сунь-цзы начинается с объяснения, почему нужно изучать войну, для чего нужна военная наука вообще. Аргумент в защиту необходимости военной науки у него немногословен: «Война – это великое дело для государства, это почва жизни и смерти, это путь существования и гибели».

В чем заключается изучение войны? Сунь-цзы сейчас же переходит к программе своей науки. По его мнению, весь сложный комплекс такого явления, как война, должен изучаться прежде всего путем определения основных элементов, действующих на войне. Таких элементов, по его мнению, пять. Сунь-цзы называет их именами, для читателя его времени, очевидно, привычными и понятными. Первый элемент – моральный. Сунь-цзы называет его «Путем». Понятие «Пути» с глубокой древности употреблялось в Китае не только в его конкретном смысле: «путь», «дорога», но и в его отвлеченном значении, причем это последнее быстро приобрело очень широкий объем.

У Сунь-цзы этот термин имеет узкоспециальное значение и употребляется для обозначения первого из условий войны. «Путь – это когда достигают того, что мысли народа одинаковы с мыслями правителя, когда народ готов вместе с ним умереть, готов вместе с ним жить, когда он не знает ни страха, ни сомнений».

Именно такое единство и является, по мысли Сунь-цзы, первым условием, всю важность которого должен понять всякий, изучающий законы войны.

Необходимо отметить, что это требование представлялось совершенно обязательным не одному Сунь-цзы. Второй из прославленных стратегов Древнего Китая – У-цзы, знаменитый полководец своего времени, также в самом начале своего трактата ставит предварительным условием всякой войны внутреннее согласие, причем он понимает под этим согласие именно между властью и населением, правителем и народом: «Если государь, знающий Путь, хочет направить свой народ на войну, он прежде всего достигает согласия и только потом берется за большое предприятие» («У-цзы», гл. I,1). Как видно из этих слов, У-цзы также связывает достижение этого единства с понятием «Пути» как надлежащего, правильного – в его понимании – управления государством.

О той же необходимости единства внутри государства для победы в войне говорит и третий знаменитый военный писатель Древнего Китая, Вэй Ляо-цзы: «Войско побеждает своим спокойствием, государство побеждает своей целостностью; у кого силы разделены, те слабы», – говорит он (гл. V). Или в другом месте: «Когда есть единство – побеждают, когда все несогласны друг с другом – терпят поражение» (гл. XXIII).

При этом он, как и Сунь-цзы, указывает, что единство характеризуется отсутствием каких бы то ни было сомнений у народа, в первую очередь, конечно, сомнений в правильности действий своего правителя. Вэй Ляо-цзы объясняет, почему не допускается наличия сомнений, о чем Сунь-цзы не говорит: «Когда сердца объяты сомнениями, люди сопротивляются» («Вэй Ляо-цзы», гл. V).

Очень выразительно говорит трактат «Сань люэ»: «Если у тебя (имеется в виду правитель или полководец. – Н. К.) и у масс будет одна и та же любовь, никогда не будешь иметь неудачи. Если у тебя и у масс будет одна и та же ненависть, всё склонится перед тобой. Правят государством, держат в мире свой дом только потому, что обретают людей; губят государство, разрушают свой дом только потому, что утрачивают людей» («Сань люэ», с. 2).

В этом же духе высказываются и военные писатели, комментировавшие «Сунь-цзы». Например, Мэн-ши говорит о необходимости «единства между высшими и низшими», т. е. ставит вопрос несколько иначе, требуя единства между управляемыми и управляющими вообще. Он говорит о «единстве устремлений, единстве в любви и ненависти, единстве выгоды и вреда», об отсутствии у людей личных устремлений. В этих условиях «у всей миллионной массы бывает как будто бы одно сердце». Некоторые комментаторы, как, например, Цзя Линь, прилагают это требование к армии. В этом случае место правителя занимает полководец и внутреннее единство армии есть единство полководца со своими солдатами. «Если полководец делает своим сердцем Путь (т. е. правильно управляет войском, правильно относится к солдатам. – Н. К.), если у него с остальными людьми одни и те же выгоды, одни и те же действия, тогда офицеры и солдаты повинуются ему и сердца их, естественно, одинаковы с сердцем их начальника». Толкование Цзя Линя, несомненно, суживает то понятие единства, о котором говорит Сунь-цзы. Ограничение единства рамками одной лишь армии отражает, по-видимому, историческую обстановку времен Цзя Линя: если в древности, в эпоху Чуньцю, и могла существовать какая-то близость между правителями и свободным земледельческим населением (но, конечно, не рабами), близость, восходящая в своих истоках к древнему племенному устройству, то в феодальном Китае времен Танской империи антагонизм между основной массой населения – феодальным крестьянством и его эксплуататорами – феодалами был настолько велик, что делал без наличия каких-либо особых условий их единство невозможным. Поэтому Цзя Линь и заговорил лишь о той среде, в которой такое единство было для правителей необходимым и в известных пределах возможным: об армии.