Читать книгу "Песок под ногами - Татьяна Успенская"

Костя ничего такого раньше не слышал и не видел. Крыши вызывали в нём двоякое чувство. С одной стороны, очень хотелось посидеть на них рядом с Дашей, с другой — он с детства боялся высоты, Но крыши и другие уличные развлечения были пока закрыты для него: бдительные родственники не оставляли его после уроков ни на минуту одного, за ним по-прежнему приходили: то дедушка — боевой офицер, то мать, работавшая врачом совсем недалеко.

Прошло ещё полгода. Бабушка, учительница музыки, тихо болела: не хотела есть, видеть солнце, вставать. Родители говорили: «Не выдержала смерти мужа!» Однажды она не проснулась. Ездить в Сокольники оказалось не нужно.

Костя не понимал, что с ним происходит: он скучал о бабушке с дедушкой, радовался тому, что остальные родные дома, но в квартире он задыхался: его тянуло к Даше с Шурой. Он хотел быть обыкновенным мальчишкой, хотел вкусить запретное — улицу. Улица казалась ему таинственной, полной самых невероятных развлечений. Ссылаясь на уроки, Костя спешил запереться у себя. Оставшись один, озирался с недоумением, словно это была не его — чужая комната. Письменный стол с зелёной лампой, книжный шкаф, полка с книгами по математике — с этим всем ещё можно мириться. Но зачем ему игрушечные львы и заводные машины, зачем детский столик с детским стульчиком, которые родные категорически отказываются выкинуть? Он уже вырос из коротких штанишек. Пятый класс! А зачем ему, к примеру, дурацкая стена, выложенная не то цветными стёклами, не то цветными плёнками. Здесь же не цирк и не музей! Стена должна быть стеной. Чтобы не злиться, Костя шёл к окну. Из окна виден вдалеке широкий проспект — улица, по которой Даша с Шурой могут гулять одни. А он не может.

Костя отходил от окна, доставал с полки Перельмана — только математика может отвлечь его от дурных мыслей.

Его жизнь взорвала Шура: в одно вроде обычное, ничем не примечательное, серенькое утро она опоздала в школу, урок просидела как на иголках, таращила глаза, вертелась, едва сдерживалась, чтобы не заговорить, а как только прозвонил звонок, потащила их с Дашей подальше от ребят.

— Что я знаю, братцы… — Она спешила и глотала буквы, а потому у неё получалось «чо я аю рацы!» — Идёт приём в матшколу! Коська, как раз для тебя, ты же у нас великий математик!

— Здорово! — обрадовался Костя.

А Даша передёрнула плечами:

— Вам хорошо, вы по математике отличники, а я её терпеть не могу.

— Нет же! — испугалась Шурка. — Там целый год подготовительный. Эта школа начинается с седьмого класса, а шестые в ней учатся вечером, занимаются с преподавателями, решают трудные задачи, готовятся, одним словом. Потом уже сдают экзамены.

Вокруг них кричала перемена.

Костя удивлённо смотрел на Дашу: чего она расстроилась? Это же здорово: втроём будут ходить вечерами в новую школу, а потом втроём туда поступят! И никогда больше не расстанутся. А ещё он будет заниматься только своей любимой математикой.

— Ладно! — сказала, наконец, Даша. — Попробуем.

В этот день Костя с нетерпением ждал дедушку. Но дедушка не пришёл, прибежала заплаканная мама, сказала: дедушку увезли в больницу — отказали почки и нужна операция. Мама не спросила Костю, как у него прошёл день, утирала слёзы и сморкалась.

На следующее утро Костя впервые пошёл в школу один, и после уроков за ним никто не явился, — видимо, операция ещё не кончилась. В особую школу нужно было ехать не откладывая, сегодня.

Зимнее пальто казалось Косте тяжёлым и жарким. Он очень волновался. Дедушке сейчас делают операцию, ему больно, нужно было бы поехать к нему в больницу. Почему всё в один день? Именно сегодня он первый раз в жизни пойдёт по улице с Дашей! Будет долго ехать с нею, а потом будет поступать с Дашей в особую школу.

— Это возле универмага «Москва», на Ленинском проспекте, — рассказывала Шура. — Надо ехать с пересадкой. До Профсоюзной, а там на пятьдесят седьмом, я знаю.

Домой он вернулся поздно. Были уже сумерки. Костя никак не мог воткнуть ключ в замочную скважину — рука плясала от радости. А ведь он в первый раз сам открывает дверь! Перед глазами стоял учитель, пишущий на доске условия трёх задач. Костя решил все три мгновенно! А Даша не решила. Она поджала губы. Ох как Костя испугался, что она не захочет идти в эту школу! Учитель отошёл к своим ученикам, и Костя зашептал Даше на ухо: «Ты не думай, я научу тебя. Это ерунда. Сама увидишь, я тебе такую книжку дам! Ты просто не занималась никогда математикой по-настоящему. Это просто». Учитель вернулся к ним. «Ну как, записывать вас или нет?» Костя уставился на Дашу. От неё зависит. Она не пойдёт, и он не пойдёт. И Шура уставилась на Дашу. «Огарова, — сказала баском Даша. — Дарья».

Наконец ключ попал, куда ему было нужно попасть, и повернулся два раза. Костя вошёл в переднюю. Дом ослепил темнотой. Не закрывая дверь, Костя стал шарить правой рукой. Выключателя не нашёл. Тогда кинул портфель и, прижавшись к двери, протянул к стене левую руку. Выключатель был слева.

Но света — всего квадрат, а дальше — чернота.

Лишь теперь Костя вспомнил, что у дедушки операция.

Протягивал руку в комнату, зажигал свет и только тогда входил. Наконец квартира ярко вспыхнула. Но у Кости всё ещё зуб на зуб не попадал: оказывается, одному в доме не курорт.

Родители и бабушка вернулись через час. Все трое с красными глазами, опухшими губами и щеками. Костя понял: дедушки больше нет. Но он так измучился за этот час, что заплакал от радости встречи с родителями, а уже потом от жалости к дедушке. Прижимался по очереди ко всем троим и никак не мог победить дрожь.

Даша отказалась заниматься с ним, но книжки взяла, и долго эти книжки жили у неё. Засыпая, Костя улыбался — как хорошо, что у Даши есть его посланцы. Вернутся к нему и расскажут о ней.

Весть о том, что он поступил в вечернюю математическую школу, родители неожиданно встретили с радостью.

— Наконец все узнают, какой ты!.. — воскликнула мама.

— Перед тобой открывается большое будущее! — поддержал её отец.

Только бабушка заплакала:

— А кто же будет его возить туда? Даль какая! Шутка разве — Ленинский проспект?! Я-то совсем слаба, не дойду до остановки. Разве теперь только по дому потопчусь.

Костя молчал.

— Что делать, — наконец нарушил затянувшееся молчание отец. — Некому возить. Мы много работаем с тобой, Катя… Авось обойдётся. Встречать будем вечерами.

— Нет! — сказал Костя. — Я вырос. Я сам. Здесь всего одна остановка на метро, всего один автобус.

Ему никто не ответил. В доме что-то неуловимо изменилось. Теперь он будет свободен, а свободен — это значит, вместе с Дашей!

Три года прошли как во сне. Наконец он досыта занимается математикой!

Он привык к общей дороге с Дашей и Шурой в школу, к толкучке в метро и автобусах, когда Дашины волосы нечаянно касаются его лица, привык к близкому её дыханию, к её ежедневным рассказам о Васюке: как он у знакомых выпрашивает радиодетали, как просиживает целые дни с паяльником, как учится играть на гитаре, как вырезает из дерева фигуры и пропитывает их олифой. Даша звала брата не иначе как «мой Эдисон».