Читать книгу "Рожденный в сражениях... - Сергей Хорев"

Подошедшая медсестра, ловко сделала Новикову укол в обнаженную руку, и он снова провалился в темную, теплую пустоту. «Сделают из меня наркомана. Как пить дать, сделают».

Слащев.

Осознание себя происходило, мягко говоря, малоприятно. Он понял, что лежит на земле, правая рука подломилась под спину, через ткань одежды чувствовалось что-то тёплое и слева отдавало сильной, дёргающей болью. «Что ж там болит-то так»? Сил, открыть глаза и повернуть голову не было. «Нихрена себе, чайку попили»… Рядом послышались невнятные голоса. «Ну, слух, по крайней мере, есть. Еще бы со зрением определиться». Он попробовал открыть глаза, но веки, ставшие чугунными, с первой попытки не подчинились. «А вот вам хренушки»… Попробовал еще раз. В приоткрывшуюся щёлку различил размытые непонятные тени. «Не слепой»… Сфокусировал зрение. Над ним наклонился какой — то человек в неуловимо знакомой военной форме. «Откуда-то я его знаю». Подумал и вздрогнул от воспоминаний. «Конвульсия» — произнёс склонившийся. «Ах, ты ж сука! Как же я мечтал об этом! Конвульсия, говоришь? Будет тебе конвульсия». Со стороны, резкий удар ногой снизу вверх точно между ног склонившегося на самом деле выглядел судорожным, конвульсивным движением. Зажав руками промежность и глухо замычав, тот мешком упал набок. «Отставить»! Резкая как выстрел команда ощутимо ударила по ушам. «Быстро подняли раненого и в санчасть». «Раненый — это я что ли»? Кто-то подхватил его с двух сторон и поднял. Резкая боль слева снова отключила сознание.

Снова он пришел в себя, различив резкий металлический лязг. Прислушался к ощущениям. Терпимо. Слева, конечно болело, но уже не ощутимо сильно, а скорее ноюще — тягуче. Приоткрыл щёлкой глаза и осторожно осмотрелся. Рядом стояли два человека. Один был одет в белый медицинский халат. На другом была знакомая по рисункам и фильмам старая военная форма с малиновыми петлицами.

— Что скажете, доктор?

— Состояние вполне удовлетворительное. После такого ранения у, — доктор слегка замялся, — м-м-м, пациента удивительно удовлетворительное состояние. Фантастическая жизнеспособность организма. Рана уже практически не кровоточит. Если не делать резких движений вполне может подниматься и ходить.

— Значит, можем его забирать?

— После процедур и перевязки — да.

Потом люди ушли. Он окончательно открыл глаза и осмотрелся. Низкие сводчатые потолки. Серые шершавые стены. Высокорасположенные большие окна забраны решеткой. Вдоль стен металлические кровати, на одной из которых находился он. Другие были пусты, кроме одной, где лежал накрытый с головой человек. Он не шевелился, но тяжелое хриплое дыхание было слышно даже с его, стоявшей на другом конце, кровати. «Что-то мне подсказывает, что это — тюремный лазарет. Угораздило, однако. С кем же я схлестнулся? Ах, ёлки, ну да. Тогда понятно. А здесь у нас кто? Твою ж мать, не слабо… Приемный сын генерала Слащева? Даже не слышал, что был такой. Впрочем, может потому и не слышал? Пристрелил сынуля высокопоставленного папы генеральского выкормыша и хрен с ним. Наверно в реале так и было. Эх, Саня, Саня… Ну, ничего, — теперь повоюем. Ты даже не представляешь, сколько нам сделать требуется».

Через некоторое время снова лязгнули ключи, и в открывшуюся дверь вошел огромный, даже на вид тяжелый человек в отдающем желтизной медицинском халате. Неторопливые, уверенные движения массивного тела лучше слов говорили: «У меня не забалуешь». Поставив на покрытый клеенкой стол ящик с красным крестом, он повернулся к кровати.

— Проснулись? Ну, тогда перевязочку пожалуйте.

Голос, которым были произнесены эти совершенно не соответствующие обстановке слова, заставил улыбнуться. Настолько они не соответствовали друг другу. Всё вместе — и обстановка, и голос, и слова. Фельдшер, а никем другим вошедший быть не мог, удивлённо посмотрел на лежащего. Не первый год он пользовал обитателей «своего» тюремного лазарета. Видел их в разных видах. Но с такой реакцией столкнулся впервые. И орали от боли и обиды, и бросались на него. Чаще просто покорно ждали конца. Некоторые, которых в общей массе было очень мало, стиснув зубы, были готовы ко всему. Такие вызывали его уважение. И тогда в меру своих невеликих возможностей он старался им как-то помочь, облегчить, незавидное, в общем-то, положение. Но улыбку он увидел впервые.

— Ты чего, болезный?

— Нормально всё. — Прозвучавший голос понравился. Сдержанный, немного хрипловатый. Голос сильного, уверенного человека. «Хороший у тебя голос, Саша. Правильный. Ну-ка еще послушаем нас». — Вид у вас уж больно… уважительный, что ли.

Маленькая лесть фельдшеру понравилась. Растянув рот в улыбке, он сразу стал похож на огромную, двуногую, лысую жабу.

— Так ведь нам по-другому не можно. В солидном заведении и люди должны быть солидные. А как же.

«А ведь он не дурак. Совсем не дурак. Всё видит, всё замечает и всему оценку даёт. И значит она очень много. Если вообще не всё. Обязательно врачу, или кто у них тут главный, выскажет. А тот, если сам не дурак, конечно, обязательно прислушается». Между тем, подчиняясь жестам фельдшера, сел на кровати. Холодный пол ощутимо ожёг ноги. Пока шла перевязка, попробовал свои ощущения. «Нормально. Даже если что не так, быстро доведём до нормы. Но не чрезмерно, а то еще вопросы начнутся». Закончив перевязку, фельдшер заставил проглотить какую-то пилюлю и запить её удивительно горькой жидкостью из маленького стакана. Проглотил, не морщась, чем вызвал уважительный взгляд.

— Голова как? Сильно водит?

— Терпимо. — Ответил как есть и заработал еще один уважительный взгляд.

— Тогда отдыхай пока.

Возле двери фельдшер повернулся, словно хотел спросить или сказать что-то. Передумал и вышел, с лязгающим звуком закрыв дверь.

«Ну что, Александр Яковлевич? Какая у нас с тобой диспозиция? В одной квартире мы уживаемся. Сволочь эту узкомордую ты очень правильно угостил, и, что очень хорошо, судя по выражению лиц, большинство командиров было явно на твоей стороне. А растолкуй-ка ты мне, братец, что у вас тут вообще происходит. Проведи, так сказать, политинформацию о внутреннем положении».

Прошло час, полтора, когда в двери снова лязгнули ключи. Вошел крепкий молодой парень, одетый в выгоревшую гимнастёрку, перетянутую новым кожаным ремнем. Тёмно-синие галифе, малиновые петлицы и фуражка с малиновым же околышем. На прикрученный к полу табурет возле кровати он, молча, положил сложенную стопкой одежду. Рядом поставил сапоги.

— Одевайтесь.

Слащев, а человек решил осознавать себя именно так, неторопливо поднялся и начал одевать свою же форму, с которой аккуратно были сняты знаки различия. Именно аккуратно, а не были выдраны с мясом. Дыра слева, которую оставила пуля, была заштопана. Причем явно женской рукой. И никаких следов крови. Ремня, естественно, не было. Оделся, натянул сапоги и замер, не зная, что делать дальше. Конвоир (а кто еще?), видя его затруднения, сделал пару шагов в сторону и показал на дверь.

— Руки за спину. Прямо, в коридор, лицом к стене.