Читать книгу "Изумрудные зубки - Ольга Степнова"

Татьяна встала и пошла вверх по лестнице.

Дверь долго никто не открывал. Татьяна стучала, звонила, и даже попинала ногой обивку. Наконец, замок щелкнул, щеколда звякнула, и на пороге появился он. Свежий, бодрый и хорошо пахнущий. Он был уже почти одет – брюки, светлая рубашка и галстук, который он теребил, поправляя узел.

– Надеюсь, ты одна и трезвая? – любезно осведомился он, выглянул на площадку и осмотрелся, придерживая рукой галстучный узел, словно опасаясь, что он развяжется.

– Мне нужны вещи всех твоих Тань, – сухо сказала Татьяна.

Глеб куда-то сходил, и принес ворох одежды.

– Мои тоже, – глянув на ворох, сказала Татьяна.

– Твои потом, – резко ответил он и закрыл дверь.

Она спустилась на два пролета. Там, вжавшись в стенку, стояла Сычева, которую обнюхивала грязная большая болонка.

– Фу! – кричала Сычева. – Фу, дрянь такая!

– Здравствуйте, песик, – сказала интеллигентная жена Глеба собаке, – идите, пожалуйста, по своим делам!

На лестнице, уцепившись за поручень, стояла какая-то бабка и отчаянно плевалась:

– Тьфу, на вас! Развели тут разврат! Стриптизерш окаянных стало больше, чем рабочих людей! Тьфу! Дэзи, пошли! Дэзи, тьфу на них!

Собака с неохотой послушалась, отстала от голых коленок Сычевой и поплелась за хозяйкой вниз.

Наверх поднимался какой-то дядька, он бочком, бочком, стараясь не смотреть на странную компанию, протиснулся мимо и прибавил ходу.

Татьяна раздала вещи. Тани поспешно начали одеваться.

– Ну девки, с боевым крещением! – воскликнула Сычева, влезая в свои джинсы, топик, пиджак и куртку. – Не сказать, чтобы я плохо провела время!

– А уж я-то как его провела! – мрачно сказала Таня-жена, поправляя оборки на белой кофточке. – У меня, кстати, первый урок – русская литература.

– Ничего, – успокоила ее Сычева, – сейчас пойдешь к маме, отмокнешь в ванной, почистишь зубы, причешешься, попьешь кофеек и будешь как огурчик. Мне, кстати, тоже через час нужно в редакции быть. У нас сегодня планерка. Главный убьет, если опоздаю. Так-то у нас график более-менее свободный, но раз в неделю, утром как штык должен быть на планерке!

– У меня урок, у тебя планерка, а ты, милое создание, куда? – обратилась Таня к Татьяне.

– У меня там вещи, – Татьяна виновато кивнула наверх.

– Ну-ну, – усмехнулась Таня-жена.

– Ну-ну, – усмехнулась Танюха-любовница.

Они развернулись и стали спускаться вниз – нога в ногу, плечо к плечу.

Татьяна поежилась от пробравшего ее холода и пошла наверх.

* * *

Дверь оказалась не заперта.

Татьяна толкнула ее и шагнула в квартиру, где витал запах кофе, дорогого трубочного табака и любовных страстей.

Глеб на кухне жарил яичницу. Яйца громко шкворчали в избыточном количестве масла.

– Черт, не успеваю, – буднично произнес Глеб, отдернул рукав пиджака и посмотрел на часы. – Дожарь и поешь, – обратился он к Татьяне.

Татьяна подошла к печке и убавила чересчур рьяные языки пламени.

– Еж... я уезжаю сегодня.

– Да? Почему? – Кажется, он искренне удивился. Она посмотрела в его черные, насмешливые глаза.

– Как ни странно, я все еще люблю тебя, Еж.

– Ты хочешь сказать, любовь зла?.. – усмехнулся он и опять посмотрел на часы.

– Я хочу сказать, что сейчас не самый легкий период моей жизни.

– Хочешь совет?

– Нет.

– Хочешь! Не бери в голову ничего, что может усложнить твою жизнь. И мою тоже.

Яйца сгорели. Как-то сразу, внезапно, кружево белка почернело, приобрело несъедобный вид. Татьяна отставила сковородку в сторону и выключила газ.

– Жаль, что ты не озвучивал свои принципы раньше, – сказала она.

Он засмеялся и опять посмотрел на часы – на этот раз на настенные, с суетливым маятником.

– Раньше! – воскликнул он. – Да мы знакомы-то были неделю. Очнись! Я никогда, ничего от тебя не скрывал! Говорил, что люблю женщин, говорил, что они любят меня, говорил, что превыше всего ставлю свою работу и свой личный успех, говорил, что не собираюсь обзаводиться детьми, потому что они забирают массу времени, денег и сил. Я всегда говорил, что не собираюсь связывать свою жизнь только с одной женщиной!

– Говорил, – кивнула Татьяна, – только, кажется, я этого не слышала.

– Очнись! Ведь именно за это ты стала называть меня Ежом! – он попытался обнять и поцеловать ее в висок.

– Любовь зла, – отстранилась Татьяна. – Ты прав, именно это я и хотела сказать.

Он мигом нацепил маску равнодушия, повернулся спиной, ушел в коридор и уже от двери крикнул:

– У меня планерка с утра! Приеду часикам к трем. Приготовь что-нибудь на обед! Учти, я предпочитаю пасту с морепродуктами и фруктовые тортики на десерт! Если у тебя мало денег, возьми в серванте, в шкатулке. Пока.

– Пока, – тихо сказала Татьяна.

* * *

Она позвонила ему с вокзала.

– Еж, я уезжаю.

– Что?!

– Я уезжаю, Еж! Насовсем. Взяла на поезд билет.

– Ну и дура, – буднично сказал Глеб и Татьяна представила, как он посматривает на часы и пыхтит своей трубкой. – Мы совсем не насладились друг другом. На фига было приезжать?

– Еж...

– Еж, Еж, – передразнил он, – тебе нужно было заводить тюленя, а не ежа! Слушай, а может, передумаешь? У меня тут случилась неприятность и мне понадобится твоя поддержка. Моральная и сексуальная, разумеется. И потом... я же все-таки, люблю тебя! А когда у меня еще случится командировка в этот Новосибирск! И вообще, по твоей вине тут ...

– Нет, Еж. Прощай. Не пиши мне и не звони. – Она нажала отбой и зашла в вагон.

В купе уже был полный набор тетушек, которые разворачивали на столике копченых куриц, готовясь к длинной дороге. Татьяна забросила чемодан, гитару, этюдник на верхнюю полку, вышла в коридор и прижалась лбом к прохладному, оконному стеклу. Поезд тронулся, перрон поплыл, многочисленные провожающие слаженно замахали руками.

Татьяна закрыла глаза.

Кто сказал, что Москва – холодный, недружелюбный город? Холодными и недружелюбными могут быть только люди.

– Девушка, вы из какого купе? – раздался над ухом мальчишеский голос.

Она повернулась, перед ней стоял белобрысый парень. У него были круглые, голубые глаза и лицо в веселых, крупных веснушках.

– Из того, где куриц копченых жуют, – сказала ему Татьяна.