Читать книгу "Дело трезвых скоморохов - Андрей Белянин"

Остаток ночи прошёл спокойно. Обеспокоенный моей вчерашней выходкой, петух демонстративно устроился на заборе и орал, раскинув в стороны крылья, как революционный матрос на расстреле. Я проявил редкостную силу воли, приветливо помахал ему в окошко и, зевая, спустился вниз. Пернатый злодей впал в глубокую задумчивость, свесив набок гребешок и распахнув клювик…

После завтрака я приказал построить личный состав во дворе отделения. Еремеев насобирал около двух десятков стрельцов. Яга торжественно уселась на крылечке, и действие первое началось:

– За проявленное в ежедневной борьбе с бандитизмом мужество и отвагу, за успешное выполнение особо опасных заданий и непосредственное участие в задержании наиболее крупных преступников младший сотрудник Лобов Дмитрий Степанович премируется пятью рублями и кратковременным отпуском на родину!

– Ура-а-а! – завистливо грянули стрельцы.

Я снял фуражку и кивнул:

– Вольно! Всем разойтись, продолжая службу согласно дневному расписанию. Митя, деньги и увольнительный лист получишь у кота Василия. Отправляться можешь хоть сейчас. Бабушка, дайте ему пару бутербродов в дорогу.

– Но… это… как же, Никита Иванович, – неуверенно хлопая ресницами, стушевался наш герой. – Какой такой отпуск, за что?!

– Как это какой? Тот самый! Ты мне заявление писал? Вот мы, посовещавшись, и решили твою просьбу удовлетворить.

– Дык… а это я писал?!

– Нет, Лев Толстой! – как можно строже рявкнул я, доставая из планшетки мятый лист бумаги с Митькиными каракулями. – Зачитываю: «Начальнику и сыскному воеводе… истомилось сердечко ретивое… картины детства голоштанного… явите отсель сострадание христианское… извечно ваш… Дмитрий Лобов». Просил – получи! Поздравляю, заслужил, маменьке привет и от лица отделения устная благодарность за хорошее воспитание сына.

– Но я… нельзя же… дело ведь важное, запутанное, а косу-то ейную всё одно у меня за пазухой обнаружили! Чё ж я, в сей тяжкий для Отчизны час в деревне сиднем сидеть буду?!

– Сотник Еремеев, возьмите четверых ребят и под ружьём сопроводите нашего товарища за ворота города, – вежливо, но твёрдо попросил я. – Бедняга от радости совсем ум потерял, собственного счастья не понимает.

– Бабуленька-а! Хоть вы-то вступитеся…

– Иди, Митенька, иди, – холодно вздохнула Яга. – А по дороге-то и помысли, каково это людей пожилых, заслуженных, «экстравертами» за глаза обзывать…

Парень дёрнулся туда-сюда, понял, что обложен со всех сторон, и, едва не плача, покорился судьбе. Ничего, в конце концов, выгонять его никто не собирается, вот отдохнёт недельку в деревне, вернётся со свежими силами, а мы за это время успеем разобраться с этими «косорезами»…

Одно время, после нападения на меня в моей же комнате, бабка ставила некую «сигнализацию» и точно знала, когда в тереме посторонний. Потом, к сожалению, защиту сняла, вроде бы из-за того, что по весне голуби на крышу садятся постоянно, а у Яги от этого в левом ухе звенит! Правильно, кому нужна такая радость по двадцать раз на дню… А вот теперь неизвестные лица уже дважды проникали на территорию отделения, беспрепятственно проходили в сени и подсовывали бедному Митьке убийственные улики. Могли и вовсе прирезать, кстати…

Про стрелецкую охрану вообще молчу, им сегодня Еремеев выволочку устраивает. Но в любом случае злодеи как-то должны были проникнуть в дом. Неужели опять магия? А может быть, всё гораздо проще… Я мигом взлетел на крыльцо, залез на перила и внимательно осмотрел козырёк. Так и есть, на чистых досках виднелись чёткие отпечатки узких маленьких ног, ведущие на крышу!

– Ох, сраму-то мне, бесстыдство какое! – возмущённо всплеснула руками наша домохозяйка, узнав о следах преступников над собственным крыльцом. – Что себе позволяют, безобразники! Уж ты, Никитушка, энто так не оставляй, а то ить, не ровён час, и на голову с ногами немытыми сядут!

– Скажу Фоме, чтобы усилил караулы. А вы вторую косу допрашивать не собираетесь?

– Глафиры Обмылкиной-то? Дык смыслу нет. Судя по волосу, и она до сей поры в живом обличье обретается.

– А как-то выяснить, кто рубил, где, с какой целью? – продолжал допытываться я.

Бабка невыразительно пожала сухонькими плечами и занялась домашними хлопотами. Ладно, пойдём традиционным путём, будем методично разматывать каждую ниточку, возможно, хоть что-то проявится.

Я уселся поудобнее и, кликнув стрельцов, приказал доставить отоспавшегося (и поумневшего!) в порубе гражданина Брусникина. Яга, не глядя в мою сторону, оттопырила левое ухо, им она лучше слышит, хотя правое у неё не в пример симпатичнее…

– Вот он я… – тихо раздалось от дверей.

Вчерашний пьянчужка стоял сгорбившись, опустив голову и тихий, словно лютик в чистом поле. Поруб успешно используется нами как вытрезвитель и камера предварительного заключения, а уж его воспитательное значение вызывает в Лукошкине глубочайшее уважение. По-моему, мужики даже царской пыточной боятся меньше. В любом случае два раза сюда попадать не стремятся…

– Слушаю вас, гражданин.

– Дык… что ж тут… виноват, ясное дело…

– Значит, осознали? – подчеркнул я. – Это хорошо. Впредь от сотрудничества с работниками правоохранительных органов уклоняться не станете?

– Упаси господь!

– И это приятно. А теперь скажите-ка, пожалуйста, с чего это вам, рабочему человеку, взбрело напиваться с утра?! Вроде ведь не праздники, не выходной… Нехорошо получается!

– Грешен… – вытирая нос рукавом, всхлипнул ткач. – Да ить я ж сам с утречка к вам в отделение бежал, об судьбе дочкиной беспокоился. А тут, как на грех, балаган этот на площади! Ну и… вот…

– Рассказывайте, рассказывайте, – как можно равнодушнее попросил я. Левое ухо Яги стало красным и мелко задрожало – верный признак живейшего интереса. А бабкину интуицию никогда нельзя сбрасывать со счетов…

* * *

Это было уже что-то… Нет, в деле резки кос и похищения девушек мы не продвинулись ни на шаг, но появилось хоть какое-то направление для дальнейших поисков. В общем, сумбурно и поминутно краснея, задержанный объяснил, что с пути его сбили проклятые скоморохи.

Дескать, перехватили прямо на улице, затащили в шатёр, силой влили в глотку пол-литра государевой водки и, насыпав на закуску горсть конфет в карман, выпроводили восвояси. Причём сами не пили ни капли! Идти в нетрезвом виде в отделение гражданин Брусникин не посмел, боясь меня огорчить. (Я от их душевной простоты скоро седеть начну раньше времени…)

Баба Яга тихо хихикала в кулачок, сказать, где этот тип врёт, мог бы и пятилетний ребёнок. На вопрос, с чего это заезжие циркачи впали в такую благотворительность, он внятно ответить не смог. Мне кажется, дядечка вполне мог орать о своём «горе» на всю улицу, а сердобольные акробаты, естественно, не отказали угостить разнесчастного родителя. Это, знаете ли, как-то более понятно. Там же, у цирка, он встретил достопамятного дьяка Филимона Груздева, в пять минут подвергся активной промывке мозгов и, преспокойненько отправившись с новым другом к себе домой, терпеливо дождался визита сотрудников милиции. Кстати, зайти к ним я сам обещал…