Читать книгу "Враг стоит на Востоке. Гитлеровские планы войны против СССР в 1939 году - Рольф-Дитер Мюллер"

А потому организаторы штабных учений и авторы оборонной политики страны считали войну с Польшей потенциально возможной в любой момент времени, в конечном итоге она воспринималась как неизбежность. Однако с увольнением в отставку Секта (1926) и с началом долгосрочного систематического наращивания вооружений оборонительные стратегии стали приоритетным направлением военной политики. Были предприняты первые усилия, чтобы посредством завуалированных мероприятий модернизировать оборонные сооружения на Востоке. «Восточный вал» — пока что здесь отсутствовали известные нам из более поздней истории средства обороны (Версальский мирный договор запрещал таковые) — стал постепенно обретать очертания. Он был призван дать рейхсверу время в случае вторжения извне: сосредоточив на Одере малые силы, рейхсвер получал возможность задержать внезапное наступление поляков на Берлин до прихода более многочисленных сил. Особенно важную в стратегическом отношении проблему представляло обеспечение безопасности Восточной Пруссии в связи с существованием Польского коридора и нейтральным статусом Данцига.

Потенциально опасным противником по-прежнему оставалась Франция, которая, однако, с середины 1920-х гг. сконцентрировала свои усилия на обороне страны и занялась сооружением гигантской линии Мажино на границе с Германией. Политика умиротворения Штреземана по отношению к Парижу принесла свои плоды. Она позволила Министерству иностранных дел оставить открытой проблему восточных границ. Но быстрых решений ожидать не приходилось. В начале 1926 г. Войсковое управление сформулировало в докладной записке долгосрочные цели политики ревизионизма, проводить которую предполагалось в том числе с опорой на военные средства: восстановление суверенитета Германии, освобождение Рейнланда и Саарланда, аншлюс Германской Австрии, ликвидация Польского коридора и возвращение Верхней Силезии. Поэтому с началом переговоров о разоружении в рамках Лиги Наций немецкая сторона должна позаботиться о том, чтобы прежде всего Франция и Польша утратили свое доминирующее военное положение. На это едва ли приходилось надеяться, однако в случае провала переговоров немцы получали возможность реализовать свои «притязания на равноправие» и инициировать процесс наращивания собственных вооружений.

Во внутриполитическом и военном отношении Польша пока не укрепила свои позиции настолько, как того желал бы маршал Пилсудский. В 1923 г. он, недовольный, на время ушел из политики. Как и многие его современники, он был глубоко разочарован парламентской демократией. Его социалистическая и солдатская закалка требовала других форм организации государства и общества. В это время в Италии заставил говорить о себе некий Бенито Муссолини, немедленно превратившийся в ориентир для политического авантюриста Адольфа Гитлера. Однако любые сравнения с упомянутыми персонами неуместны, поскольку Пилсудский, в отличие от своих противников, правых националистов, мечтал не об этнически гомогенном государстве, а о Польше, которая станет «родиной многих наций, сообществом многих культур», включая иудейскую.

В мае 1926 г. при поддержке многочисленных сторонников из числа военных и членов левых партий он устроил государственный переворот, сосредоточил власть в своих руках и управлял страной вплоть до своей кончины в 1935 г. Однако при этом Пилсудский редко и лишь непродолжительное время занимал значимые официальные должности. Он никогда не был президентом государства, он передал этот пост своему лояльному последователю Игнацию Мосцицкому. Пилсудский претворял свою политику в жизнь на посту министра обороны Польши. При этом он являлся общепризнанным верховным авторитетом в государстве. В стране, по крайней мере до конца 1920-х гг., существовала более или менее активная оппозиция, имевшая своих представителей в парламенте. Однако этой оппозиции последовательно чинились препятствия с целью не допустить ее прихода к власти. В историографии этот режим известен как «диктатура разума», сам Пилсудский называл свою политическую концепцию «Sanacja» («санация», оздоровление). Политические труды Пилсудского, тексты его речей были включены в сенсационное немецкоязычное издание его произведений, опубликованное в 1935 г., — об этом издании будет подробно сказано ниже. В том же году, незадолго до кончины Пилсудского, вступила в силу конституция, утверждавшая авторитарную систему правления.

Польская армия, которой Пилсудский руководил лично с 1926 г., была отнюдь не в блестящей форме. Владислав Сикорский (1921–1922 гг. — начальник Генерального штаба, 1922–1923 гг. — премьер-министр, 1924–1925 гг. — военный министр), доверенное лицо маршала, опубликовал в 1928 г. в Париже свои воспоминания о войне 1920 г. Анализируя сильные и слабые стороны польской армии, он особо подчеркивал недостатки в планировании боевых действий, указывал на пассивность и боязливость командующих среднего и низшего звена, ошибки в тактическом и оперативном планировании, неразвитость оборонительных сооружений, а также слабую подготовку офицерского корпуса. Польской армии недоставало, по мнению многих, наступательного порыва, а также способности реагировать быстро и энергично, в том числе в условиях обстрела.

В Министерстве рейхсвера в Берлине этим наблюдениям было уделено большое внимание. Они подтверждали собственные впечатления немцев и свидетельствовали о том, что после 1920 г. польская армия не достигла большого прогресса в своем развитии. Эта точка зрения была распространена вплоть до 1939 г. В 1927 г. рейхсвер провел тайную оценку состояния польской армии. Немцам импонировал политический вес польской армии в государстве — это и понятно, если принять во внимание наличие в Германии правительственной системы, в которой командование рейхсвера утратило присущий ей ранее авторитет.

Хотя Франция и отдавала предпочтение партнерским отношениям с Польшей, та располагала старым вооружением и слабо развитой военной промышленностью. При 28 миллионах жителей в численном отношении Польша, страна, намного уступающая по площади Германии, в случае войны могла вывести на поле боя куда более сильную армию. Численность польской армии в мирное время составляла 320 тысяч человек, что в три раза превышало численность рейхсвера. Если такую армию распределить на два фронта, то большой угрозы она представлять, по мнению немцев, не будет.

В Берлине, кроме того, увидели, что офицерский корпус польской армии недостаточно профессионален; был учтен и национальный фактор. Лишь 58% населения принадлежало к числу «чистых поляков». Во время Первой мировой и в войну 1920 г. поляки — выходцы из бывших немецких областей в культурном отношении занимали самый высокий уровень и «зарекомендовали себя под началом хороших командиров как довольно хорошие солдаты». Выходцы из Конгрессовой Польши в культурном отношении занимали самый низкий уровень и, неся службу под началом русских командиров, оказывались как солдаты несостоятельны. В случае войны национальный вопрос «мог бы оказать решающее влияние на надежность и боеспособность польской армии» — прогноз, который сыграл свою роль в 1938–1939 гг. Наряду с другими меньшинствами в составе польских войск присутствовали украинцы (17,9%), евреи (10,7%) и немцы (5,7%). «Более всего поляки ненавидят украинцев из Восточной Галиции. […] Евреи тоже угнетаются поляками».

Авторы исследования делают заключение, что численности польских войск недостаточно, чтобы обеспечить полную безопасность границ государства. Поэтому в Варшаве — и это шло вразрез с представлениями французов — делали ставку на подвижные мобильные части, в духе военного мышления немцев. Польская армия в конце 1920-х гг. располагала некоторым количеством устаревших танков, в основном речь шла о легких бронеавтомобилях (едва ли засекреченные опытные разработки рейхсвера выглядели лучше), но в случае войны имеющихся единиц техники было достаточно, чтобы сформировать две механизированные дивизии. Ввиду плохого состояния дорог поляки вместо механизированных боевых средств делали ставку на кавалерию — наблюдение, которое позволяло говорить об отсутствии у Польши намерений вторгаться в Германию.