Читать книгу "Любовь одна - Инга Берристер"

— Простите, что так долго, — быстро проговорила она, открывая дверь. — я как раз была в ванной… — Она едва не подавилась словами. Потому что за дверью была не Агата. — Дункан, — выдавила Дороти, когда первое потрясение прошло. — Что ты здесь делаешь?

— Спасибо за теплый прием.

Дороти хотела захлопнуть дверь, но Дункан уже переступил через порог и вошел в прихожую. Высокий, широкоплечий… В маленьком холле тут же стало тесно. Рядом с Дунканом Дороти почувствовала себя просто малявкой. Сейчас, босиком, она едва доставала ему до плеча.

Ей вдруг стало жарко, ее будто накрыло обжигающей волной. Она б,ыла совершенно беспомощна перед этим наплывом самых противоречивых чувств, из которых преобладали ярость и страх.

Это несправедливо, думала Дороти. Дункан не должен ее волновать. Ее чувства к нему давно умерли. Она совершенно к нему равнодушна… Но зачем он пришел? И почему она его впустила?

Дункан внимательно смотрел на нее, и под его пристальным взглядом Дороти невольно поежилась. У нее было такое чувство, что он читает в ее душе, как в раскрытой книге. Ну да, она никогда не умела скрывать своих чувств. Вот и сейчас… Дункан наверняка заметил ее смятение.

Во рту у нее пересохло. Ей хотелось облизать губы, но она сдержалась. И так уже выдала себя с головой — своим растерянным молчанием, своим затравленным взглядом.

— Знаешь, а ты практически не изменилась. Как будто тебе по-прежнему пятнадцать лет.

Если бы эти слова сказал кто-то другой, она восприняла бы их как комплимент. Но в устах Дункана они прозвучали насмешкой, которая больно задела Дороти.

Что он хотел этим сказать? Что для него она так и осталась пятнадцатилетним подростком? Что он по-прежнему не воспринимает ее как женщину? И уж тем более — как женщину привлекательную и желанную? Она и так это знает.

Дороти вдруг разозлилась. Неужели он думает, что она все еще влюблена в него?! Ну и самомнение у человека! Он. давно уже ей безразличен. В своей ярости она забыла о жаркой волне возбуждения, которая как будто накрыла ее, когда Дункан вошел и встал рядом. В тот миг она поняла, что он по-прежнему волнует ее как мужчина. Поняла и сама этого устыдилась. То была просто минутная слабость. Но теперь все прошло.

— Правда? — Она очень старалась, чтобы голос у нее не дрожал. — Должно быть, здесь свет плохой.

Дороти не сомневалась, что он мысленно сравнивает ее со своей роскошной подругой. Сравнение было явно не в ее пользу. Тем более сейчас — когда она только-только вышла из ванной, непричесанная, без макияжа… Только теперь до Дороти дошло, что она стоит перед ним почти голая, завернутая лишь в полотенце. А он стоял слишком близко. Так близко, что она ощущала запах его кожи. Волнующий, пьянящий запах.

— Чего тебе нужно, Дункан? — Дороти нахмурилась, стараясь не обращать внимания на странный озноб, который прошел по коже.

От Дункана веяло холодом. К вечеру на улице стало прохладно, и он как будто впитал в себя эту вечернюю свежесть. Если она сейчас прикоснется к лицу Дункана, его кожа будет холодной. А если он прикоснется к ней…

Дороти тяжело проглотила комок в горле и отвела глаза, опасаясь, что взгляд выдаст смущение и непрошеное возбуждение. Потому что стоило лишь подумать о том, что Дункан прикоснется к ней, по всему телу разлилась сладостная истома предвкушения неведомых наслаждений.

— Такой вопрос можно рассматривать с двух точек зрения, — сухо проговорил он. — Как весьма провокационный или как очень наивный. Но, как я понимаю, ты давно уже не наивная девочка, да, Дороти?

Она непонимающе смотрела на него, пытаясь сообразить, что он хочет этим сказать. В устах любого другого мужчины подобные слова имели бы вполне определенный сексуальный подтекст. Но она знала, что Дункан не может испытывать к ней никакого влечения…

Ей вообще было непонятно его настроение. Презрение, пренебрежение, какая-то странная ярость, почти что бешенство. Она не знала, чем заслужила такое к себе отношение. Но как бы там ни было, в его отношении к ней не было ничего такого, что могло стать причиной столь провокационных слов.

Дороти в отчаянии смотрела на закрытую дверь. Она даже и не заметила, когда успела ее закрыть. Или это Дункан ее закрыл? Тогда, десять лет назад, она бы отдала полжизни за то, чтобы Дункан вот так пришел к ней и встал рядом, и сказал ей что-то подобное… Но сейчас ей больше всего хотелось, чтобы он ушел и оставил ее в покое. Его присутствие подавляло ее. Будило в ней какие-то опасные чувства — совсем нежелательные и ненужные. Напряжение между ними ощущалось буквально физически, как будто в воздухе собиралась гроза. Гроза ярости и откровенной враждебности.

Но почему он настроен к ней так враждебно? Чем она перед ним провинилась? Уж конечно не тем, что Джордж оставил ей по завещанию коллекцию дрезденских статуэток?!

Дункан никогда не был .жадным. У Джорджа денег хватало, он мог бы обеспечить внука до конца жизни. И тем не менее Дункан предпочитал добиваться всего самостоятельно, считая, что мужчина должен сам себя обеспечивать. Даже учась в университете, он подрабатывал во время летних каникул, чтобы не брать лишних денег у деда.

Это все хорошо… Но сейчас Дороти занимало совсем другое. Почему Дункан питает к ней столь откровенную неприязнь? Она ничем не заслужила такого к себе отношения. Когда она подслушала тот разговор и поняла, что Дункан знает о ее чувствах и считает их незначительными и ненужными, она стала избегать встреч с ним. Старалась вообще с ним не видеться. Не может же он до сих пор сердиться на нее за то, что десять лет назад она имела глупость — или же наглость — в него влюбиться? Или же все-таки опасается, что она до сих пор питает к нему нежные чувства и теперь, воспользовавшись тем, что ему придется задержаться у них в городке, начнет донимать его точными взглядами и тяжелыми вздохами? Да нет, это уже полный бред. Кажется, она ясно дала ему понять, что не будет ничем его тревожить. Что ее чувства к нему, ее унижение и боль нисколько его не коснутся, что она вовсе не будет рыдать у него на плече и умолять подарить ей хоть немного тепла и нежности.

Но он все-таки сердится на нее. Почему?

— Ты теперь настоящая женщина. Настоящая женщина. Но это вовсе было не комплиментом. Наоборот. В тоне Дункана сквозила неприкрытая неприязнь. И в его взгляде тоже.

По натуре Дороти была очень чувствительной и ранимой, любое недоброе слово, любой косой взгляд воспринимала очень болезненно. Но она давно уже научилась отвечать на все нападки в свой адрес либо с дерзким вызовом, либо с ледяным равнодушием.

— Все так говорят, — пожала она плечами.

— Все? — Дункан усмехнулся. — Лет десять назад ты бы хоть покраснела от смущения, если тебе понятно, что я имею в виду. Хотя сомневаюсь, что ты меня поняла.

Дороти едва не задохнулась от ярости. Как он смеет с такой пренебрежительной легкостью напоминать о ее детской глупости, о страданиях и обидах, которые нет-нет, но дают знать о себе до сих пор?!