Читать книгу "Биография Шерлока Холмса - Ник Реннисон"

Казалось, ничего таинственного в деле не было. Убийца, неудачливый актер Ричард Принс, был схвачен на месте преступления, возле тела умирающего Терриса и никакого сопротивления не оказал. Он не отрицал своей вины перед полицией, заявив, что Террис десять лет всячески мешал ему получить роль и он должен был «либо умереть в подворотне, либо убить» Терриса.

Принс явно достиг такой стадии психического расстройства, что утратил способность разумно мыслить. Все свои неудачи и обманутые ожидания он ставил в вину злополучному Террису, чье единственное реальное преступление заключалось в том, что он преуспевал, а Принс – нет.

Во время процесса медицинские свидетельства убедили присяжных, что Принс душевнобольной и за свои поступки не отвечает. Его приговорили к пожизненному принудительному лечению в Бродмуре, где он стал душой театра и оркестра этого приюта для умалишенных преступников.

Присяжные пришли к выводу, что убийство явилось следствием помрачения ума одного-единственного человека. Однако Ирвинг так не думал. Убежденный, что преступление было отнюдь не таким простым, каким представлялось в суде, он написал Холмсу, взывая о помощи.

Через два-три дня Холмс сумел успокоить слишком впечатлительного сэра Ирвинга, втолковав знаменитому актеру, что дело было именно таким простым, каким и выглядело. То обстоятельство, что сыщик вообще согласился потратить свое драгоценное время на убийство Терриса, указывает, сколь дорожил он воспоминаниями о собственной краткой сценической карьере.

Насколько хорошим актером был Шерлок Холмс? Удалась бы ему сценическая карьера? «Лучший способ хорошо сыграть роль – это вжиться в нее», – однажды сказал Холмс, из чего следует, что он был автором данного метода, опередив свое время. В рассказе «Шерлок Холмс при смерти», откуда взята цитата, он довел свой метод до предела. Чтобы изобразить умирающего и таким образом провести злодея Кэлвертона Смита, Шерлок Холмс голодал, пока чуть было не оказался на пороге смерти. Но метод его не лишен примеси безумия, на что указывает Уотсон с неизменным своим здравым смыслом, и немногое может сказать нам об игре Холмса в «Лицеуме».

Не сохранилось ни одного отзыва кого-либо из тех, кто видел Холмса на сцене. Однако содержащиеся в поздних рассказах Уотсона указания на достоверность образов, которые Холмс создавал в процессе своих расследований (образов столь разноплановых, как итальянский патер, пьяный конюх, трясущийся курильщик опиума и астматический моряк), дают право предположить, что он мог бы стать незаурядным характерным актером. Но его ожидала иная карьера.

В 1874 году Майкрофт Холмс жил в Лондоне. Двадцати семи лет, уже начавший свою туманную карьеру в коридорах власти, он, кроме того, успел обзавестись кругом привычек, которые с годами только укреплялись. Позднее, как замечает Холмс в рассказе «Чертежи Брюса-Партингтона», увидеть Майкрофта где-нибудь, кроме его излюбленных мест, было бы не менее поразительно, чем встретить на проселочной дороге свернувший вдруг с рельсов трамвай.

Возможно, весной того года встреча с ним за пределами Уайтхолла не показалась бы такой же редкостью, как впоследствии, но даже тогда он был человеком сложившихся привычек и установившегося образа жизни. Посещения театров они не включали, и Майкрофт понятия не имел, что его младший брат находится в Лондоне, пока не получил телеграмму из Йоркшира. Он немедленно принял все меры, чтобы убрать Шерлока из «Лицеума» и вырвать из-под влияния Ирвинга.

Задача была не из легких. Шерлок не желал, чтобы его «убирали» из театра. Он упивался пребыванием в актерах и не испытывал желания вернуться в душную атмосферу университета, который, как он чувствовал, не мог дать ему ничего полезного.

Внезапный отъезд Холмса из Кембриджа в погоне за столь романтичной мечтой о жизни на подмостках настолько не вяжется с рациональностью его личности, что позднее он посчитал необходимым этот отъезд объяснить. Хотя в разговорах с Уотсоном Холмс никогда не упоминал про свою краткую актерскую карьеру, он продолжал гордиться своим талантом к лицедейству и пользовался любым случаем, чтобы дать ему волю, подчеркнуть его и привлечь внимание к тому впечатлению, какое производил на окружающих. Так, например, в «Камне Мазарини» он с почти детским бахвальством сообщает: «Старый барон Доусон за день до того, как его повесили, сказал, что театр потерял в моем лице ровно столько же, сколько выиграло правосудие».

Бегство Холмса из Кембриджа на лондонскую сцену и старания Майкрофта его оттуда выдворить более всего напоминают историю с Кольриджем[16], который покинул тот же самый университет на восемьдесят лет раньше, чтобы завербоваться в драгуны под неправдоподобным вымышленным именем Сайлас Томкин Комбербач. Краткое перевоплощение Кольриджа в драгуна обернулось полной катастрофой – в значительной мере потому, что он почти не умел ездить верхом. Его брату Джорджу в конце концов удалось добиться увольнения поэта под предлогом умопомешательства.

Холмс, напротив, был, по-видимому, очень хорошим актером. Уотсону предстояло запечатлеть, как, надевая очередную личину в ходе расследования, Холмс менял не только свой облик, но и самую душу сообразно роли, которую он для себя выбирал.

Объединяет же эти две истории, пожалуй, то, что юноши, наделенные исключительной гениальностью, оказавшись в тисках обстоятельств, губительных, как они инстинктивно понимали, для их дара, в поисках спасения хватались за любую соломинку.

Спорам между братьями положило конец отрезвляющее известие из Йоркшира: Уильям Скотт Холмс тяжело заболел. Холмс и Майкрофт поспешили на север, но к тому времени, когда они добрались до Хаттон-ле-Вереска, было уже поздно. Их отец скончался в последний день 1874 года.

Самой неотложной заботой стал фамильный дом, Хаттон-холл. Шерлок, оставив все мысли о сценической карьере, с неохотой вернулся в Кембридж. Майкрофт, уже заложивший основу своей уникальной роли в коридорах власти, не имел никакого желания вести жизнь деревенского сквайра и стремился вернуться в Лондон[17]. Они приняли решение продать дом, которым их семья владела более трехсот лет.

(Он перешел в руки брэдфордского фабриканта Айзека Биннса, семье которого принадлежал до середины 1920-х годов. Двоюродный внук Айзека Биннса, унаследовавший дом вскоре после Первой мировой войны, вопреки протестам Общества охраны старинных зданий в 1926 году обрек старый дом на снос, поступив как законченный филистер. Нет никаких сведений о том, как Холмс отнесся к сносу дома его детства. Возможно, он даже не узнал об этом.)

Холмс возвратился в Кембридж против воли, а администрацию Сидни Суссекса пришлось убеждать, чтобы ему позволили вернуться в колледж, но, видимо, во второй год пребывания там в жизни колледжа он участвовал еще меньше прежнего.