Читать книгу "Первые леди Рима - Аннелиз Фрейзенбрук"

Выбор монеты как средства публичной демонстрации для римской женщины был особенно действенным. Монеты дублировали и распространяли этот образ в огромных количествах, быстро находя путь в ладони и кошельки подданных. Вообще-то первый публичный портрет Октавии находился в рамках существующих римских традиций, изображая ее как хорошую и преданную жену, спокойную поддержку для мужа. Даже ее прическа была демонстрацией: тщательно собранная укладка, известная как nodus (то есть «узел»), с ясно различимым валиком волос, уложенным надо лбом. Такая высокая прическа с валиком была очень модной в среде как обеспеченных, так и менее богатых женщин I века до н. э. Ее сдержанная строгость предполагала пристойный образ респектабельной римской жены и матери, и это был тот образ, из которого Октавия никогда не выходила за всю свою жизнь — по крайней мере на официальных портретах.[54]

Но, несмотря на успокаивающее наличие нодуса, монеты, выпущенные после Брундизия, нарушали статус-кво, который ранее не предусматривал изображение живой женщины на государственной иконографии. Портреты женщин появлялись на монетах в восточных провинциях империи — но никогда на монетах, выпущенных самим Римом.[55] Для Сената изображение женщины на монете, выпускаемой, чтобы представить власть Рима подданным, было поразительной инновацией. Вскоре Октавиан использует это, чтобы ударить противника его же оружием.[56]

Однако пока монеты напоминали подданным о единстве изображенной на них пары — и единстве в сердцах триумвирата, а Октавия играла роль цемента, скреплявшего все сооружение. Некоторое время царила иллюзия, что эти ранее жесткие противники играют в счастливую семью, а перемирие, заключенное в Брундизии, пролило масло на тревожные воды средиземноморской политики.

В рамках условий отдельного курса, проводимого Антонием и Октавианом по отношению к Сексту Помпею, обосновавшемуся на Сицилии, людям, выступившим против триумвиров, было позволено вернуться из ссылки без репрессий. Эта амнистия, наконец, позволила Ливии с мужем и сыном закончить неудобную жизнь в бегах. Они вернулись в Рим в 39 году до н. э. Однако в качестве наказания за нелояльность некоторым противникам триумвиров была возвращена только четверть их конфискованного имущества. Тиберий Нерон был среди тех, кому было определено такое наказание. Это, безусловно, означало конец любых перспектив яркой политической карьеры для мужа Ливии и стало чем-то вроде ухода на пенсию, знаком, посланным бывшему претору. Но жизнь Ливии уже собиралась сделать удивительный поворот.[57]

Когда Антоний в октябре уехал на восток с новой женой, его юный шурин пересмотрел свои брачные планы. Сын респектабельного, но незаметного семейства всадников, чьи связи с Юлием Цезарем через его мать являлись единственной претензией на высокое положение, необычайно амбициозный Октавиан больше всего нуждался в выгодной женитьбе. Годом ранее, в 40 году до н. э., он женился на Скрибонии, дважды разведенной женщине на десять лет старше него. Этот брак был обусловлен ее тесными семейными связями с сицилийским изменником Секстом Помпеем, с которым Триумвират в это время пытался прийти к соглашению. Предыдущая женитьба Октавиана на дочери Фульвии, Клавдии, была расторгнута, когда он сразу же после этого рассорился с отчимом Клавдии, Антонием. Перед этим Октавиан имел как минимум еще одну разорванную помолвку — демонстрируя скорость и легкость обручения, развода и повторного брака в среде римской элиты в той обстановке, когда мужья, отцы и братья, нуждаясь в составлении системы союзов между влиятельными семьями, использовали родственниц-женщин в качестве валюты.[58]

Но к концу 39 года до н. э., демонстрируя, как легко заключать и разрывать подобные союзы, Октавиан развелся со Скрибонией — через несколько часов после того, как она родила их единственную дочь Юлию — и пригласил беременную бывшую жену одного из своих политических противников переехать к нему в качестве будущей невесты. Этой беременной женщиной была Ливия. Год, который она начала в политической ссылке, закончился для нее в качестве супруги одного из двух самых влиятельных людей в мире.[59]

Встреча этой пары, бросившей своих приличных супругов, стала предметом сильнейшей путаницы и бурных дискуссий. Позднее Октавиан так писал о своем внезапном решении развестись со Скрибонией всего лишь после года брака: «Я не мог переносить ее ворчание».[60] Его критики, такие как Тацит, который рассматривал события прошлого с выгодной позиции следующего века, заявляли, что, наоборот, Октавиан был пленен и соблазнен красотой Ливии и украл ее у Тиберия Нерона силой. Едкие письма от Антония его сопернику, сохраненные его имперским биографом Светонием, намекают, что Скрибонии было указано на дверь за слишком громкий протест из-за появления соперницы и что Октавиан был настолько распутным, что однажды даже соблазнил на обеде жену своего гостя, растрепав ей волосы и вернув ее к столу с пылающим лицом. Возможно, это и была Ливия, хотя точной информации у нас нет.[61] Однако другие источники изображают Тиберия Нерона не столько обманутым мужем, сколько добровольным соучастником: якобы он даже заявил, что заменит отца своей бывшей жены на церемонии бракосочетания, а потом присоединился к празднованию.[62]

Еще большая интрига окружает тот факт, что во время ее второй помолвки осенью 39 года до н. э. Ливия была уже на шестом месяце беременности вторым сыном, Друзом, которого она родила 14 января 38 года до н. э., уже живя под крышей Октавиана. У нее было всего три дня, чтобы оправиться от родов, прежде чем 17 января состоялась свадебная церемония.[63] Предсказуемо, что беременность Ливии дала пищу острым языкам. Известное желание Октавиана соблюсти приличия, даже обращение за консультацией к жрецам о возможности женитьбы на беременной женщине, не остановило неизбежных спекуляций об отцовстве Друза, вылившись в саркастическую эпиграмму, которая веселила население Рима: