Читать книгу "Империя. Роман об имперском Риме - Стивен Сейлор"

– И не просто гороскоп, а самого императора, – заметил Клавдий. – Точная копия составленного астрологом Феогеном из Аполлонии для юного Октавия. Ты ведь знаешь ту историю? Нет? Что ж, тогда… – Клавдий откашлялся. – Случилась она еще во дни земного существования Божественного Юлия, хотя и в самом конце его жизни. Он решил послать племянника учиться в Аполлонию, на западное побережье Греции. Октавий взял с собой за компанию закадычного друга Марка Агриппу. Юноши решили обратиться к знаменитому Феогену, чтобы тот составил им гороскопы. Агриппа стал первым и сообщил астрологу точное место и время своего рождения. Феоген скрылся в своей каморке, оставив юношей ждать. Гороскоп получился настолько б-б-благоприятный – Феоген клялся, будто в жизни не видел подобного, – что Октавий решил обойтись без предсказания, боясь, что оно поблекнет рядом с гороскопом друга. Но Агриппа насел на него – полагаю, безжалостно задразнил, – и Октавий сдался и предоставил астрологу нужные сведения. Друзья вновь принялись ждать. Когда Феоген наконец вышел, он благоговейно пал перед Октавием на колени и заявил, что юноша станет властелином мира. Говорят, хотя мне так и не удалось выяснить это наверняка, будто гороскоп был объявлен Октавию в тот самый миг, когда в Риме убили его дядю. После того случая император настолько уверился в собственном п-п-предназначении, что перестал скры вать час своего рождения. Он даже чеканит на м-монетах знак по гороскопу, Козерог. Если что и заслуживает называться государственной тайной, резонно предположить, что это императорский гороскоп! Однако вот он, перед нами, в том самом виде, в каком его составил Феоген. А имея доступ к сведениям, мы можем ими и воспользоваться.

– Клавдий, но я ничего не смыслю в астрологии.

– Значит, выйдешь отсюда более осведомленным, чем вошел.

– А магистр говорит, что для любых прорицаний достаточно авгурства.

– Подозреваю, магистр немного завидует растущей популярности астрологии. Лично я не вижу никаких противоречий между принципами авгурства и изучением науки о звездах. Любой мыслящий человек должен сознавать, что небесные тела влияют на земные объекты – как одушевленные, так и неодушевленные. Определенное воздействие солнца и луны очевидно: они обеспечивают рост растений, определяют время сна и случки животных, управляют приливами и отливами. Таким же образом звезды правят бурями и наводнениями, что видно по восхождению и убыванию тех или иных созвездий. Их влияние незримо, как и магнетическое. С учетом всепроникающего характера невидимой силы звезд неразумно считать, что они не воздействуют на людей. Первыми, кто составил карту движения звезд и словарь для описания их влияния на человечество, были вавилоняне. Когда Александр Великий завоевал Персию, изучение астрологии распространилось на Грецию и Египет. Именно вавилонский жрец Беросс основал на острове Кос первую греческую школу астрологии и перевел на греческий «Око Бела»[7]. А Болос Египетский написал «Симпатии и антипатии»[8], и его труд остается образцовым учебником. Мой экземпляр уже зачитан до дыр.

Луций уставился на гороскоп, не понимая ни математических расчетов, ни примечаний о домах, знаках и планетах.

– Ты правда думаешь, что смысл знамения откроется через императорский гороскоп?

– Я не удивлюсь, если он поможет нашему исследованию. Но начать следует, скорее всего, с этрусских словарей и выяснить, прав ли я насчет слова «есар»…

Буря продолжалась всю ночь, стуча ставнями, барабаня по крыше дождем и сотрясая землю громами, а Луций и Клавдий корпели над рукописями. Время от времени рабы приносили им еду и питье и доливали в лампы масла. Луций не замечал рассвета, пока не услышал пение петуха. Клавдий распахнул ставни. Гроза кончилась. Небо очистилось, но бледный утренний свет не рассеял мрачного настроения кузенов. Они наконец постигли смысл знамения.

– Может, сказать ему, что ничего не нашли? – предложил Луций.

– Он не поверит, – покачал головой Клавдий. – Сразу решит, будто мы темним.

– Тогда, наверное, он попросту отмахнется от нашего толкования. С чего ему верить двум самым зеленым в Риме авгурам?

– Потому что наше толкование истинно, и он это поймет. Император глубоко и прочно верует в знаки. Исход всех его сражений б-б-был возвещен знамениями, которые он вызвал лично: так, в Бононии орел прогнал двух воронов, тем самым предсказав его победу над триумвирами; у Филипп ему явилась тень Цезаря; погонщик с ослом, появившиеся на дороге перед сражением при мысе Акций, носили имена Евтихий и Никон, «удачливый» и «победитель» по-гречески.

– И вот новое знамение.

– Которое нам придется объяснить. Другого в-в-выхода нет.

* * *

В сопровождении Эфранора они одолели несколько лестничных пролетов и вступили в просторные покои с множеством окон, где их ожидал император. Клавдий шепнул Луцию, что Август называет это помещение Малыми Сиракузами, так как похожие покои, изолированные от остального здания, были у великого сиракузского изобретателя Архимеда.

Место уединения Августа заполняли памятные предметы. Здесь находились макеты его многочисленных построек, включая миниатюрную копию храма Аполлона из слоновой кости. Присутствовали и военные трофеи, среди прочего – форштевень корабля, захваченного в том самом сражении при мысе Акций, когда опытный мореплаватель Агриппа нанес сокрушительное поражение Антонию и Клеопатре. Встречались экзотические египетские сокровища из Александрии, где мятежная пара избежала пленения лишь посредством самоубийства. Статуя Божественного Юлия была облачена в красную накидку, чуть траченную молью и выцветшую: великий муж надевал ее во время своей последней битвы при Мунде в Испании.

Имелись предметы и более личного свойства – например, игрушечные кораблики и катапульты, принадлежавшие покойным внукам императора. Когда вошли Луций с Клавдием, Август вертел в руках детские сандалии.

– Какие у него крошечные ножки, у малыша Гая! Взгляни, Клавдий: вещицы только что доставили с германской границы с запиской от твоего брата. Твой племянник уже вырос из старой обуви, и Германик шлет ее мне на память. Разве не прелесть? Полагаю, Германик и Агриппина надеются склонить меня к тому, чтобы я объявил их двухлетка наследником. Что ж, твой старший брат – человек не пропащий, а супруга его – единственная из моих потомков, от кого есть хоть малая толика пользы. Маленький Гай действительно правнук мне, и они говорят, что ребенок здоров, так что, возможно, какая-то надежда и есть… – Его голос увял. Он долго смотрел на обувку, пока не отложил ее наконец к ненужным игрушкам.

Судя по всему, император тоже провел бессонную ночь, но перенес ее намного хуже юных кузенов. Он сменил трабею на столь ветхую тунику, что Луций не удивился бы, увидев ее на рабе. Август говорил хрипло, в горле у него клокотало.