Читать книгу "Я иду искать - Макс Фрай"

Я посмотрел на парочку повнимательней. В смысле, боковым зрением. Это уже вошло у меня в привычку — кого бы ни увидел, сразу проверять, бодрствует он, или спит. Потому что нынешняя моя работа, по идее, в том и состоит, чтобы опекать сновидцев, которые в последнее время толпами бродят по Ехо — в смысле, видят нас во сне. А мы поневоле становимся действующими лицами их сновидений. Ужасно интересно всё-таки это устроено: можно, оказывается, оставаться живым человеком, обычным горожанином, слепленным из костей, мяса и повседневных забот, и одновременно быть чужим сном. Мы все, как внезапно выяснилось, чьи-то сны. Что, впрочем, совершенно не мешает нам оставаться на своих местах после того, как очередной спящий проснётся у себя дома. И хвала Магистрам. Обидно было бы вдруг взять и исчезнуть, только потому, что в какой-то иной реальности зазвенел будильник, или что там у них вместо будильников, поди знай.

Не стану утверждать, будто я и правда крупный специалист по коммуникациям между спящими и снящимися. Я не крупный. И даже не мелкий. То есть, вообще никакой не специалист. Специалистов в этой области у нас пока нет. Наш Мир совсем недавно стал центром массового паломничества сновидцев из разных реальностей, то есть, пространством, которое снится всем подряд, «модным курортом сознания», по меткому выражению Джуффина. И мы ещё толком не успели освоиться в новой ситуации.

Однако действовать время от времени всё равно приходится. Если, например, кто-то из наших гостей не может проснуться и бродит по улицам Ехо, пока не умрёт от полного истощения у себя дома — там, где осталось лежать его спящее тело, далеко не такое выносливое, как хотелось бы любителям увлекательных прогулок по иным мирам. Или если сновидец страдает кошмарами, способными свести его с ума. Или оказывается настолько силён, что его грёзы начинают влиять на нашу реальность — бывает и такое. Очень редко, но «редко» не означает «никогда».

В общем, случиться может всё что угодно, в любой момент, не дожидаясь, пока мы наберёмся опыта, обретём просветление, а вслед за ним — хоть какой-нибудь намёк на контроль над происходящим. Поэтому действовать приходится наобум, разбираясь по ходу дела. А иногда и вовсе не разбираясь, а просто случайно угадывая. Ну или не угадывая, как повезёт.

На первый взгляд, ужас, конечно; с другой стороны, некоторые вообще всё делают именно таким способом — начиная с приготовления завтрака и заканчивая путешествиями по Мосту Времени. Например, я. Поэтому нет ничего удивительного, что Джуффин решил повесить проблемы сновидцев именно на меня. Вполне разумное решение — всё равно что поручить хождение по канату в полной темноте слепому, у которого, и правда, больше шансов сделать наощупь хотя бы пару шагов. Условия-то привычные.

Впрочем, ладно. Я только и хотел сказать, что посмотрел на эту парочку боковым зрением. И не потому, что заподозрил подвох. Ни хрена я тогда не заподозрил, просто сработала привычка.

Однако буквально секунду спустя выяснилось, что сидящий на тротуаре страдалец мерцает тусклым холодным светом, как отражение луны в тёмных водах ночного Хурона. А значит, спит сейчас неведомо где и видит сон о том, как у него болит живот в самом сердце столицы Соединённого Королевства. На мой вкус, не сладчайшая из всех возможных грёз, но уж как получилось. Со сновидениями особо не забалуешь — или ты мастер, способный подчинять их ход своей воле, или бери, что дают.

С так называемой «реальной жизнью», впрочем, та же история.

В общем, больной в пижаме оказался спящим, а вот склонившаяся над ним женщина явно бодрствовала. И, похоже, была очень неплохой колдуньей. По крайней мере, я не раз замечал: когда смотришь вот так, боковым зрением, на достаточно могущественного человека, ощущаешь что-то вроде сопротивления. Как будто невидимая рука настойчиво пытается отвести твоё внимание в сторону: «сюда не лезь!» Причём это далеко не всегда зависит от воли объекта созерцания. Сколь бы дружелюбно настроен он ни был, сопротивление всё равно почувствуешь. На меня самого, по свидетельствам очевидцев, крайне неприятно смотреть боковым зрением, а я совершенно точно ничего для этого не делаю. Оно как-то само получается, не знаю уж, почему.

«Наверное, всё-таки знахарка», — подумал я.

Такой вывод напрашивался сам собой. Среди столичных знахарей довольно много способных колдунов. Собственно, до недавних пор это был один из немногих легальных способов регулярно практиковать магию достаточно высоких ступеней. Ну, то есть, как — высоких. До сороковой, что ли, ступени Белой и до двадцатой Чёрной, выше — только по специальному разрешению. Но по тем временам совсем неплохо. Гораздо лучше, чем ничего.

Пока я всё это обдумывал, боль в животе прошла. Из этого, вероятно, следовало, что и спящему полегчало. Впрочем, мой внезапный приступ эмпатии вполне мог закончиться раньше, чем его боль — просто потому, что я отвлёкся на более интересное занятие. От этого и настоящие болезни иногда проходят, по крайней мере, у увлекающихся натур, способных целиком отдаться захватившему их делу, позабыв обо всём остальном.

Белокурая женщина, тем временем, заметила, что я заинтересовался происходящим. И адресовала мне взгляд, вопросительный и недоброжелательный одновременно. Дескать, чего уставился? Шёл мимо, вот и продолжай в том же духе. Давай-давай.

Для любого нормального человека этот её взгляд стал бы чем-то вроде официального разрешения не взваливать на себя чужие проблемы. Если мне настолько не рады, можно развернуться и уйти, не испытывая особых угрызений совести. Кот сбежал, кормить не надо, как в Ландаланде говорят.

Однако со мной такой номер обычно не проходит. Чувство противоречия — не просто одна из неудобных черт моего характера, а основная движущая сила, побуждающая меня действовать. Если вам позарез необходимо чего-нибудь от меня добиться, просто запретите мне это делать, желательно, не объясняя причин. Результат вас восхитит.

Вот и сейчас так получилось. Если бы не враждебный взгляд незнакомки, я бы, пожалуй, действительно пошёл дальше, предоставив ей самостоятельно разбираться со спящим. Вряд ли случай настолько сложный, чтобы привлекать тяжёлую артиллерию в моём лице. Всё равно бедняга скоро проснётся дома и, если выяснится, что боль ему не приснилась, вызовет врача. И правильно сделает. Лечиться, как ни крути, лучше наяву.

Но теперь я, конечно, сразу решил, что не брошу эту парочку в беде. По крайней мере, не уйду, не убедившись, что леди действительно знахарка. И знает, что делает. И, самое главное, с кем.

Я подошёл поближе и почти беззвучным шёпотом спросил:

— Надеюсь, вы понимаете, что перед вами спящий?

— Да куда уж мне спящего от бодрствующего отличить, — огрызнулась белокурая леди. — Такая сложная наука, ум за разум заходит. Две тысячи лет в Королевском Университете учиться надо, чтобы её постичь.

Говорила она почему-то так громко, словно я по-прежнему находился на другой стороне улицы. Её подопечный, забеспокоился, попытался было встать, но вместо этого исчез. Ну, то есть, с нашей точки зрения исчез, а на самом деле просто проснулсяу себя в постели, где бы она ни находилась. Ничего удивительного, от такой информации почти все просыпаются. Та самая защитная реакция психики, о которой мы с Меламори говорили минувшей ночью; противостоять ей, конечно, можно, но непросто. Тут, как и в любом другом деле, помогает знание соответствующих приёмов, помноженное на опыт их практического применения. Или могущественный помощник, способный тебя удержать. Ну или врождённый талант, но такие случаи по пальцам можно пересчитать.