Читать книгу "Пожар Саниры - Эд Данилюк"

Сегодня послушать совет пришли почти все. Были едва передвигавшие ноги старухи и совсем ещё маленькие дети. Мелькнуло даже несколько торговцев, хотя их, казалось бы, трудности Города не должны были волновать.

– Остановитесь! – ещё раз крикнула Наистарейшая.

Гарола решительно врос в толпу, выстреливая колючки разгневанного взгляда. Толпа перед ним раздалась. Те, кто начал было продвигаться к месту драки, замерли на месте, поглядывая то на него, то на его суровых подчинённых.

Гарола схватил Рузени за плечо. Та не глядя пнула его по ногам. Старший воин Города, не меняя выражения лица, вытащил из-за пояса сверкающий медный нож и одним решительным движением отсёк клок волос, за который она схватилась. Женщина, лишившись опоры, отвалилась в сторону.

– Хватит, – буркнул стражник.

Рузени оглянулась, увидела Гаролу и стала подниматься. В кулаке она всё ещё сжимала отсечённые волосы Фебути. Женщина тяжело дышала, глаза её сверкали, но бросаться на противницу она больше не пыталась.

– Прошу вас! – крикнула Наистарейшая. – Не гневите богинь!

Дравшиеся одна за другой садились на землю, стараясь оказаться друг от друга как можно дальше. Они вытирали пот, отряхивали грязь и приводили в порядок одежду. Торчащие в стороны волосы, как правило седые, делали их похожими на осенние одуванчики.

– Значит, пожар начался, по крайней мере… – Субеди, пытаясь говорить спокойным голосом, стала загибать пальцы, – …в трёх местах. С домов Шунучи, Зунати и Рузени…

– Да не Рузени! – заорала Рузени, но тут же спохватилась и скосила глаза на Гаролу. – Фебути!

– Наверняка их было больше… – вдруг сказал какой-то мужчина в толпе.

Он, похоже, не рассчитал силы своего голоса и теперь пятился, ошарашенно оглядываясь. Старший воин зарычал и бросился к нему. Мужчина пригнулся, прикрывая голову руками, но Гарола не стал бить его на месте. Схватил за плечо и потащил прочь.

То ли от страха, то ли сознавая, что хуже уже не будет, смутьян взвизгнул:

– Я видел! Я видел огненный дождь! На Город пролился огненный…

Стражник двинул его в живот, и мужчина, закашлявшись, умолк.

Было душно. Предрассветный холод без остатка просочился в сырую землю, ледяную Реку и погружённый в чёрную тень Лес. Его место заняла жара, прорвавшаяся через стоявшие без движения в вышине облака. На всём лице богини-Небо оставался лишь один небольшой, свободный от туч островок, пятно голубого на чёрном. Жаркий взгляд наивысшей в мире силы отвесно падал на холм сквозь это окошко, заливая ярким светом то, что осталось от Города. Тонущий в темноте Лес время от времени начинал шевелить ветвями, пытаясь поднять ветер, но до людей долетало лишь слабое дуновение, не приносившее никакого облегчения.

– Как начался пожар? – Наистарейшая поочерёдно посмотрела в глаза Фебути, Шунучи и Зунати. – Что произошло?

Женщины покачали головами.

– Не знаю, – откликнулась Зунати. Низенькая худая женщина, она умудрилась родить тринадцать и ещё несколько детей. Выжило лишь двое, зато какие! Братья-гиганты, Кивана и Радига!

– Я проснулась от того, что горела крыша… – продолжала она.

Яснее не стало. Так могла сказать любая глава дома в этом Городе.

– Говорите смело! – Наистарейшая постаралась придать своему голосу твёрдость. – Сёстры-богини мне свидетели, никто из вас наказан не будет! Мы собрались, чтобы решить, что делать дальше, и нам просто необходимо знать подробности произошедшего!

– Пылала крыша, – пожала плечами Фебути, – а уже с неё огонь перекинулся на дом.

– Ты уверена? Ведь если кто-то случайно опрокинул светильник, то загореться должны были тряпки на полу или лавках, никак не крыша.

– Какой светильник! – возмутилась Шунучи. – Дом ведь был подготовлен к сожжению! Мы к нему с огнём даже близко боялись подходить! Еду готовили посреди улицы.

Субеди, едва не задев сверкающей медной диадемой один из шестов с черепами волков, откинулась на спинку трона. Она тоже вчера готовила ужин на обочине, подальше от пропитанного дёгтем дома…

Глаза Наистарейшей перебегали от одного лица к другому, пытаясь приподнять завесу мыслей этих женщин. В трёх разных местах светильники одновременно опрокинуться не могли. Три разных человека в одно и то же время вдруг, непонятно зачем, поджечь свои дома – тоже… Значит… Это гнев богинь. Как ни ужасно, это гнев богинь…

– Так что нам делать? – спросила Субеди и сама почувствовала, что в её голосе проскользнула растерянность.

Обычай требовал, чтобы любое поселение было принесено в жертву сёстрам-богиням после смерти последней из женщин-основательниц, тех, что родились в первое лето после его постройки. Нанини, несколько лет остававшаяся единственной живущей основательницей этого Города, умерла ещё в самом начале зимы. Горожане снарядили несколько групп для поисков нового места, а сами начали готовиться к переселению. Жилищ больше не ремонтировали, ничего нового не строили, землю не рыхлили, и, конечно, не сеяли хлеба.

Теперь, после пожара, приносить в жертву сёстрам-богиням стало нечего. Просто нечего. Значит, нужно оставаться на этом месте, восстанавливать Город и жить в нём ещё не менее одного лета. Если бы сгорело всего несколько жилищ, их можно было бы отстроить или заменить керамическими моделями[8]и тут же в таком виде сжечь. Однако для Города в целом этот путь не годился – ценным для сестёр-богинь были не голые стены и не глиняные поделки, а то, что высшим силам мира горожане отдавали свой родной очаг, кров, под которым жили, дома, которые были им дороги…

Субеди в который раз вздохнула.

Богини отказались от столь великой жертвы, как Город! За полдня до обряда! И не просто отказались, а предпочли его полностью уничтожить. Сколь же сильна должна быть их ярость!

За что? Разве в последнее время горожане делали что-то особенное? Не такое, как лето назад или тринадцать лет назад? Конечно, люди живут в неверии, не помнят о богинях, ведут себя не по заветам предков. Но… Так было всегда! Почему же сёстры разгневались именно сейчас?

– Город должен был сгореть. И сгорел! – с вызовом заговорила Падани, глава дома, владевшего самым большим количеством волов. – Мы знаем, что не можем переселяться. Однако… Вспомнили ли жрицы все песни, пусть даже редкие, все обычаи, пусть даже полузабытые, все примеры, пусть даже далёкие?