Читать книгу "Закон о детях - Иэн Макьюэн"

Возвращаясь по коридору с чашкой, она уже удивлялась своему нелепому правонарушению: воспрепятствование законному доступу – стереотипная ситуация при распаде семей; адвокат всегда посоветует – жене, как правило, – воздержаться от этого до судебного распоряжения. Профессиональная жизнь прошла над схваткой – в качестве советчика, а потом судьи – с высокомерными разговорами в частном порядке о злобе и нелепости разводящихся супругов, а теперь и сама туда же, по той же безотрадной дорожке.

Мысли ее были неожиданно прерваны. Повернув на площадку, она увидела в двери судью Шервуда Ранси, он поджидал ее, с ухмылкой потирая руки в подражание театральному злодею – показывая, что имеет нечто сообщить. Шервуд был в курсе всех местных сплетен и с удовольствием их передавал. И он был одним из немногих коллег – если не единственным, – кого она старалась избегать. Не потому, что он был неприятен. Наоборот, он был очаровательным мужчиной и все свободные часы посвящал благотворительной организации, которую давно основал в Эфиопии. Но у Фионы с ним было связано тяжелое воспоминание. Четыре года назад он разбирал дело об убийстве – история, о которой до сих пор было жутко думать и мучительно – молчать, как принято. И это – в славном маленьком мирке, в деревне, где они привычно прощали друг другу оплошности, где всем иногда доставалось от Апелляционного суда, грубо отменявшего их решения. Но то была одна из тяжелейших ошибок правосудия в современности. И у Шервуда! К всеобщему изумлению и ужасу, он с необъяснимой доверчивостью принял мнение математически невежественного свидетеля-эксперта и отправил невиновную безутешную мать в тюрьму за убийство собственных детей – чтобы ее травили сокамерницы и демонизировала бульварная пресса. Первая ее апелляция была отклонена. Когда ее, наконец, освободили, она спилась и умерла.

Дикая логика, приведшая к этой трагедии, до сих пор не давала Фионе спать по ночам. На суде сообщили, что вероятность синдрома внезапной детской смерти – одна девятитысячная. Следовательно, утверждал эксперт обвинения, вероятность смерти двух детей одних и тех же родителей – это число, умноженное на себя. Восемьдесят одна миллионная. Почти невероятное событие, то есть мать, очевидно, приложила к этому руку. Мир за стенами суда был в изумлении. Если причина синдрома генетическая, она относится к обоим детям. Если причина – в окружающей среде, она тоже относится к обоим детям. Если обе эти причины – они относятся к обоим детям. И напротив: какова вероятность того, что в благополучной, нормально обеспеченной семье двое младенцев будут убиты матерью? Но возмущенные статистики, эпидемиологи и специалисты по теории вероятности были бессильны вмешаться.

В минуты разочарования в правосудии ей достаточно было вспомнить дело Марты Лонгман и ошибку Ранси в подтверждение мысли, что закон, как ни любила его Фиона, в худших своих проявлениях не осел, а змея, ядовитая змея. На беду, Джек заинтересовался тем делом и, когда ему хотелось, когда у них случались размолвки, темпераментно поносил ее профессию и ее причастность к ней, словно она своей рукой написала то решение.

Но кто мог оправдать судейских, если первую апелляцию Марты Лонгман отклонили? Дело исходно было фикцией. Патолог по необъяснимой причине умолчал о решающем факте – агрессивной бактериальной инфекции у второго ребенка. Полиция и Королевская прокурорская служба вопреки всякой логике добивались осуждения, медицинское сообщество было обесчещено показаниями его представителя, и вся система – сборище безответственных профессионалов – обрушилась на добрую женщину, уважаемого архитектора, довела ее до отчаяния и до смерти. Столкнувшись с противоречивыми заключениями нескольких экспертов-медиков о причине смерти детей, суд глупо предпочел вердикт «виновна» вместо того, чтобы занять позицию скептицизма и неопределенности. Ранси, по общему мнению, был милейшим человеком и добросовестным, трудолюбивым судьей. Но когда Фиона услышала, что оба патолога и врач вернулись к работе, она не могла с собой справиться. Это дело вызывало у нее тошноту.

Ранси приветственно поднял руку, и ничего не оставалось, как остановиться и быть любезной.

– Дорогая.

– Доброе утро, Шервуд.

– Прочел чудесный маленький диалог в новой книжке Стивена Сэдли. Прямо для вас. На суде в Массачусетсе. Придирчивый адвокат на перекрестном допросе спрашивает патологоанатома, был ли он вполне уверен, приступив к вскрытию, что пациент мертв. Тот отвечает: абсолютно уверен. Да, но как можно быть уверенным? А так, отвечает патологоанатом, что мозг пациента находился в банке, которая стояла у меня на столе. Однако, говорит адвокат, не мог ли пациент еще быть жив тем не менее? Что ж, отвечает тот, мог быть жив и заниматься где-то адвокатской практикой.

Он расхохотался, закончив рассказ, но при этом смотрел ей в глаза – передалось ли ей его веселье. Она постаралась как могла. Юристы больше всего любят анекдоты о своей профессии.

Наконец она села за стол с чашкой чуть теплого кофе и занялась судьбой ребенка, увезенного из страны. Она делала вид, что не замечает Полинга в другом конце кабинета – тот кашлянул, намереваясь что-то сказать, но передумал и исчез. Она отвлеклась от собственных забот, заставила себя вернуться к заявлениям и стала быстро читать.

В десять зал встал при ее появлении. Она выслушала адвоката расстроенной матери – он требовал вернуть ребенка, ссылаясь на Гаагскую конвенцию. Когда встал адвокат марокканского мужа и попытался убедить Фиону в неясности некоторых моментов, касающихся действий его клиента, Фиона его оборвала.

– Я ожидала, что вы будете краснеть за своего клиента, мистер Сомс.

Вопрос был технический, многосложный. Худенькая мать была почти не видна за адвокатом и как будто еще съежилась, когда спор принял более абстрактный характер. Похоже, после этого заседания Фиона ее больше не увидит. Печальное дело перейдет к марокканскому судье.

Затем срочное заявление адвоката о взыскании алиментов. Судья выслушала, задала вопросы, приняла иск, назначила слушание. В обед ей хотелось побыть одной. Полинг принес сэндвичи, шоколадку, и она поела за своим столом. Телефон лежал где-то под бумагами; в конце концов она не выдержала и проверила, нет ли писем и пропущенных звонков. Ничего. Сказала себе, что не испытывает ни разочарования, ни облегчения. Выпила чай и дала себе десять минут на чтение газет. По большей части – Сирия: репортажи и мрачные фотографии – правительство обстреливает из орудий гражданское население, беженцы на дороге, беспомощные протесты министров иностранных дел со всего света, восьмилетний мальчик лежит с ампутированной левой ногой, бесцветный Асад с безвольным подбородком пожимает руку русскому чину, слухи о нервно-паралитическом газе.

В других местах несравненно большие несчастья, но после обеда она опять занялась здешними. Она с пренебрежением отнеслась к ходатайству ex parte[6]о выдворении мужа из семейного жилища. Заявление было растянутое, очкастый адвокат нервно моргал, и это еще больше ее раздражило.

– Почему вы не уведомили другую сторону? В документах ничто не указывает на необходимость такого рода действий. Вы пытались связаться с другой стороной? Нет, насколько я вижу. Если муж рад дать такое обязательство вашей клиентке, вам не следовало меня беспокоить. Если нет – вручите уведомление, и я выслушаю обе стороны.