Читать книгу "Горькие плоды смерти - Элизабет Джордж"

«Звонил Чарли. Сказал, есть ответы на все. Брось, Уилл, говорит он. Тебе нет причин бояться. Но это никакой не страх, и он не знает, что это никогда не было страхом, это все внутри, именно там все и происходит».

Где-то снаружи, вдалеке, залаяла собака. Затем, уже совсем близко, заурчал и заглох автомобильный двигатель. Кто-то пять раз с силой нажал на акселератор, в надежде на то, что двигатель заработает. Затем еще кто-то крикнул, мол, хватит, сколько можно, люди еще спят, живо прекрати, идиот гребаный. Но Лили лишь смутно слышала эти слова, равно как и плач неожиданно проснувшегося ребенка. Она читала:

«Поэтому я присмотрелся и понял: оно было все время, презрение, как он и сказал и якобы всегда знал, только он не все знает, я же не могу понять, как, когда, я никогда не понимал этого раньше, только теперь я, наконец, это понял и хочу умереть».

Добравшись до этих слов, Фостер явственно ощутила страх. «Хочу умереть!» – кричали буквы страницы. Девушка поспешно перевернула ее и начала проникновение в сознание человека, которого никогда толком не знала.

Ситаун, Дорсет

Уильям вышел из крохотного магазинчика с едой для завтрака. Ему пришлось ждать до восьми часов. Ровно во столько открывался магазин. Но ничего страшного. Он подождет.

Сев на крыльцо, Уилл принялся любоваться утренним солнцем над гладью залива. Проводил взглядом двух ранних туристов, шагавших по изумрудной зелени восточного склона утеса, что высился над галечным пляжем.

Этот утес был куда более хрупким, чем Голден-Кэп. На нем тут и там виднелись таблички с предупредительными надписями: «С дорожки не сходить», «Опасный обрыв», «Неустойчивый грунт»… Главная опасность заключалась в том, что на первый взгляд утес казался совершенно невинным: пологий подъем, поросший скошенной луговой травой, ведущий к обзорной площадке и лазурному небу. Кое-где были расставлены скамейки для отдыха тех, кто устал от ходьбы. Обидно, правда, что погнутые ветром низкие кусты орешника не помогали укрыться от непогоды.

Уилл глубоко вдыхал утренний воздух. Он снова стал собой прежним. За последние недели – никаких припадков, и причиной тому стал вовсе не ставший едва ли не религиозным ритуалом прием лекарств. Просто он выздоравливал от Лондона, от вторжения в его работу посторонних людей, от давления со всех сторон человеческой массы – тех людей, которых он не знал и которым не мог доверять. А также благодаря тому – и Уилл это знал, – что он поселился отдельно от матери.

В этом Лили была права. И в то же время неправа. Он должен был вернуться в Дорсет, чтобы выздороветь, но должен был сделать это самостоятельно, доказать самому себе, что может жить один. Жить в Дорсете без матери. Жить в Лондоне без Чарли и Индии. Не цепляться за Лили, как тонущий человек, который уходит под воду и тащит за собой спасателя.

Он знал лишь то, что ему нужен покой, который может подарить только сельская местность, будь то пологие зеленые холмы с крестьянскими фермами, морской берег с его великолепными утесами и удивительными обнажениями горных пород, глубокие карманы лесов и огромная, прекрасная, опрокинутая чаша голубого неба. Ему нужен Дорсет, чтобы ощутить себя здоровым физически и духовно. Он устал быть бормочущим всякую ересь недоделком, который боится любой тени. Даже собственной. В сельской местности в чулане или под кроватью нет никаких чудовищ. Здесь есть лишь одна только сама сельская местность.

Его мать это знала. И Лили это тоже поймет.

Лили, подумал Голдейкер. Вчера он почувствовал, что способен вернуть ее. Нет, конечно, на это уйдет время, но время у них было, потому что они молоды и впереди у них еще долгие годы.

Ей ничто не мешает закрыть свой салон в Лондоне. И приехать к нему в Дорсет. Более того, он уже присмотрел место для ее тату-салона, хотя пока не сказал ей об этом. Главное, не торопить ее, а лишь нежно увещевать, что теперь у него получалось очень даже неплохо. И Лили поймет, что это ее судьба.

Да, из-за него она пережила жуткое время, но он знал: любовь такой женщины, как Лили, сдается не сразу.

Когда магазинчик открылся, молодой человек купил там все, что нужно для завтрака. Правда, ему пришлось слегка задержаться, чтобы принести для них обоих свежезаваренный кофе. Зная, какой она любит, Уилл специально попросил с молоком, но без сахара, после чего направился с покупками обратно в кемпинг.

Вернувшись, он увидел, что его подруга еще не встала. Бросив пакеты со снедью на землю, Уилл поставил на плоский камень две чашки с кофе и, опустившись на корточки перед входом в палатку, задумался над тем, как ему ее разбудить – лаской, поцелуем в шею?

Но Лили не спала. Он увидел это, как только расстегнул молнию на палатке. Более того, она была одета и сидела по-турецки на своем спальном мешке, нагнув нежную шею. Пробор разделил ее рыжие волосы на две части, открыв глазу белую кожу.

– А, так ты… – начал было Уильям, но ее испуганный возглас не дал ему договорить. Она быстро положила руки на колени, в попытке прикрыть то, что до этого рассматривала. Голдейкер сразу понял, что это. Лили произнесла его имя.

– О боже! – вырвалось у нее, и она мгновенно изменилась в лице, как будто его раскололи молотком.

Уилл со сдавленным криком попятился назад, вон из палатки. Куда бежать, на что смотреть, что делать, кого спросить…

Он бросился вверх по склону в сторону моря.

За два месяца до описываемых событий

Июль, 20-е

Виктория, Лондон

То, что привело инспектора Линли в кабинет суперинтенданта полиции Изабеллы Ардери, не имело ничего общего ни с каким расследованием. Зато имело прямое отношение к тому, что, по идее, вообще не должно было его волновать: сержант Барбара Хейверс вот уже два месяца держится тише воды, ниже травы, не позволяя себе никаких взбрыков.

Заветным желанием Линли всегда было, чтобы его давняя коллега узрела, наконец, свет разума и начала одеваться, говорить и вообще вести себя в манере, призванной снискать одобрение начальства, в чьих руках была ее судьба. И вот теперь он обнаружил, что та версия Барбары Хейверс, которую он все эти годы надеялся увидеть, отнюдь не ровня той Барбаре Хейверс, чье безумное общество неизменно вдохновляло его на их совместные подвиги.

Если честно, она бесила его с того самого дня, когда ее назначили ему в помощь. Увы, беда заключалась в том, что в былые деньки, когда бравада и самоуправство буквально лезли из нее наружу, Барбара была в два раза лучше любого из своих коллег, за исключением разве что сержанта Уинстона Нкаты. Да и тот, по большому счету, был на ее уровне, но ничуть не выше, не считая вкуса в одежде. Но эта, новая, якобы улучшенная версия Хейверс, строго следующая всем правилам?..

Кому стало лучше от того, что теперь она держит все мысли при себе, пока не станет ясно, с какой стороны дует ветер? Меньше всего это шло на пользу интересам установления истины. С другой стороны, до сих пор у Барбары не было абсолютно никакого выбора в том, что касалось линии поведения. А все потому, что в столе Изабеллы Ардери лежал подписанный рукой самой Барбары запрос о переводе, который вмиг отфутболил бы ее в глухомань, на север страны.