Читать книгу "Клад из сумочки - Анастасия Дробина"

– А как, Сол Борисыч? – заинтересованно спросил с лестницы Атаманов.

– Ну, предположим-м-м… бизнесмен Петя Пяткин внезапно обнаружил у себя много денег и решил, что он теперь будет знаток искусства и коллекционер. Начинает покупать картины. На аукционах часто всплывают полотна малоизвестных художников или, допустим, ранние наброски, эскизы, рисунки знаменитостей… Ведь крайне редко случается, чтобы художник с самых ранних работ стал знаменитым! Сначала он долго учится, мучается, ставит руку, ищет собственный почерк. Пытается продавать свою мазню, пока еще никому даром не нужную… И еще не факт, что все эти страдания хорошо закончатся! Нужно действительно иметь дар божий, чтобы твои художества заметили и оценили! Но вот, представьте, время идет, талант крепнет, художник становится знаменитым или даже модным. Тогда взлетают в цене и его ранние работы, и наброски, и этюды… А они, может быть, годами валяются на чердаке у художниковой троюродной бабки. И никто про них знать не знает! Иногда случается, что всплывают ранние варианты какой-то известной картины. Особенно это к портретам относится. Скажем, заказчику не нравится работа: нос слишком кривой или там лысина слишком большая. Художник, разумеется, пишет портрет заново. Одобренный вариант продает, а неодобренным всю жизнь подпирает дверь в сарае… и никому он не нужен, пока автор не станет знаменитостью. Ну так вот, приходит к нашему Пете Пяткину некий интеллигентный товарищ и говорит: тут имеются несколько эскизов, допустим, ранней Мавриной[8], не хотите ли приобрести? Можно, разумеется, выставить на аукцион, но там ведь неизвестно, в какие руки уйдет ранняя Маврина и за какую цену…

– Неужели люди на такое покупаются? – удивился Пашка.

– Ой! Вы не представляете как! И не только Пети Пяткины! Известных коллекционеров разводят как последних лохов! Все зависит от качества подделки и от порядочности эксперта. Нашего брата ведь тоже покупают… Да что коллекционеры! Был несколько лет назад страшный скандал в Дрезденской галерее. Там целая стена картин Альбрехта Дюрера, и из них четыре оказались подделками! Дрезденские эксперты лопухнулись! Перед аферистами такого уровня можно только снять шляпу… Вы представляете – подделать Дюрера так, что знаменитые эксперты не обнаружили мастырки, да еще втюхать его Дрезденской галерее! Потрясающе…

– Дядя Шлема, если можно, не восхищайтесь так непосредственно… – вздохнула Соня. – Посмотрите на детей. Вы их, по-моему, на вредные мысли наводите.

– А что, здесь кто-то умеет рисовать? – удивился Шампоровский.

Вся компания дружно заявила, что – нет, никто.

– Ну и о чем тогда волноваться, Сонечка?.. Чтобы мастерски подделывать стиль великих мастеров, нужно иметь собственный немаленький талант! Нашей шпане такая карьера, думаю, не грозит. Даже у меня в свое время плохо получилось.

– Да-а?! – воодушевился Пашка. – А вот с этого момента поподробней!

– Спаси бог! – отмахнулся Шампоровский. – Видишь, какими глазами Соня на меня смотрит! Я же своими воспоминаниями испорчу ей этих юных гопников! Поговорим с тобой об этом в другой раз, без женщин и детей…

– Дядя Шлема, – поспешно сказала Соня. – Так вы ехали из Москвы в Лазаревское только затем, чтобы какому-то местному олигарху сказать, что у него липовый Донателло на стене?!

– Да нет… – усмехнулся Соломон Борисович. – Здесь немного другой случай. Хотя Донателло наверняка все-таки липовый! Верней, не Донателло, а Петр Соколов[9].

– А кто это? – вдруг живо спросили из густой темноты рядом с лестницей. Белка от испуга чуть не свалилась с перил, Батон шлепнул на колени надкушенный персик, а Атаманов выругался так, что Натэла зажмурилась.

– Сережа!..

– Да, блин… извиняюсь… Полундра! – рявкнул Серега. – Что ж ты подкрадываешься, как ниндзя?! Так же инфаркт сделать можно!

– Нет, посмотрите вы на него! – возмутилась Юлька, материализуясь из потемок и ловко взбираясь на перила верхом. – Сол Борисыч, здрасьте! Вы же вот сами всегда говорите, что я ору, как белый медведь в эту…

– …в теплую погоду.

– Вот именно! Так я в кои-то веки решила тихо подойти – так у Атамана, видите ли, инфаркт сразу! Серега, что ты как баба?! Нервы лечи, психопат!

– Чего?! Кто я?! – вскочил на ноги Атаманов. – Да я тебе щас так наваляю, что…

– Давай начинай! Только первый бей! Чтоб потом люди не сказали, что я тебя без причины покалечила! – неожиданно заорала Полундра. Атаманов с готовностью расправил плечи. Белка с испуганным визгом отпрыгнула в сторону.

– Сергей, сядь нэ-мэд-лэн-но! – железным голосом скомандовала Натэла. – Юля, что случилось? Ты что такая злая?

– Ничего!!! – отрезала Юлька, хватая из миски персик, который принялась жевать с таким остервенением, что сидящий рядом Батон поспешил отодвинуться. Было очевидно – Полундра не в себе. Трогать ее в таком состоянии было крайне опасно. Это знала даже Соня.

– Дядя Шлема, извините… Это на них, наверное, жара так действует. В жизни больше не поеду никуда с этим зоопарком! Совершенно не умеют себя вести!

– Соня, ну что ты… В их годы Шлема Шампур, – Шампоровский с усмешкой стукнул себя в грудь, – ходил по Одессе с кастетом в кармане! И бил морду всем, кому его уголовная внешность не нравилась! Пройдет это все со временем… Ну так вернемся к нашему Петру Соколову. Сейчас о нем мало кто помнит, но в пушкинское время это был известнейший художник-акварелист. В любой дворянской семье считалось престижным иметь работу Соколова. Очень известен его портрет Полины Виардо[10]. Особенно пользовались успехом соколовские свадебные портреты. Доходило до того, что свадьбы не игрались, покуда Петр Федорович не найдет времени, чтобы запечатлеть в акварели жениха и невесту!

– Отчего же он сейчас забыт? – удивилась Соня.

– Возможно, потому, что никогда не работал маслом, а акварель почему-то считается менее успешным жанром. Хотя техника этих прозрачных красок гораздо сложнее! Один неверный мазок – и все, картину уже не исправить! Представляете, какой нужно иметь глаз-алмаз?!

– То есть, дядя Шлема, вы хотите сказать, что у кого-то здесь вдруг обнаружился подлинный Соколов?

– Вот именно! И я в это никогда в жизни не поверю! От этого мастера вряд ли остались эскизы и наброски, слишком много времени прошло. Все-таки начало позапрошлого века, срок немалый. Тем более акварель, а не масло, которое все же лучше сохраняется. А мне еще говорят, что тут даже не набросок, а полноценный портрет!