Читать книгу "Я всего лишь собака - Ютта Рихтер"

Никакой я не герой!

Дни стали совсем короткие и сумрачные. Люди говорят: наступает Рождество.

Они что-то делают тайком, шуршат бумагой, прячут по всему дому какие-то пакеты.

Пахнет печеньем, которое Эмили достаёт из духовки.

Я лежу на лавке в кухне и слежу за ней.

Время от времени Малышка суёт мне печенюшку.

Вот бы Рождество было круглый год!

Фридберт принес ёлку и поставил в коридоре возле моей корзины. От неё пахнет лесом.

Конечно, я сразу же задрал лапу и пометил новое дерево — таков закон.

Так полагается: чтобы все знали, кто тут живёт. Деревья для того и предназначены, чтобы на них метки ставить. А через неделю можно прочитать новости и узнать, что написал тебе какой-нибудь чужак.

Кошки, конечно, в этом ничегошеньки не понимают, им бы только по деревьям лазать Не успели ёлку в коридоре поставить, как Мицци тут же взобралась на самый верх, а назад слезть не могла и стала там мяукать.

Мы с Малышкой вдоволь натешились, на неё глядя, пока Эмили не прекратила наше веселье.

А Мицци её в благодарность ещё и оцарапала!

В сочельник выпал снег.

Мы с Фридбертом и Малышкой порезвились на славу!

Ох, и здорово же!

Он был точно такой же, как в Венгрии.

Я вертелся, бегал кругами и кусал снег, он таял у меня на языке.

Малышка всё за мной повторяла.

В конце концов мы оба стали белые с головы до пят.

А когда, замёрзшие, но счастливые, вернулись домой, Мицци и Эмили по-прежнему были на кухне.

Похоже, кошке зима не по нраву: она попробовала было выйти из дому, но сразу провалилась в снег, вытащила лапы, отряхнулась и, сделав четыре шага, повернула назад.

Теперь вот лежит на батарее, глаза закрыла и делает вид, что спит.

Кухня похожа на сказочное царство с молочными реками и кисельными берегами. Что это? Точь-в-точь такой запах был в Венгрии.

Вспомнил: так пахнет жареный гусь!

Я вам рассказывал, какой сочной, жирной и поджаристой бывает куриная кожа. Но гусиная — в тыщу раз вкуснее!

Самая хрустящая в мире, ничего вкуснее в целом свете не сыщешь! Если бы мне пришлось сразиться с пятнадцатью шакалами и потом я, полумёртвый от усталости, лежал бы, замерзая, в глубоком снегу в пуште, один-единственный кусочек гусиной кожи вмиг вернул бы мне силы.

Мой дядя Ференц рассказывал, что в Венгрии хорошие пастухи на Рождество жарят гусей для своих собак — таков пастуший обычай у нас, в Венгрии. Но я и подумать не мог, что мои новые хозяева о нём знают!

Я самый счастливый пёс в мире!

Эмили зажарила для меня гуся!

Ясное дело, я от неё не отходил; у меня слюнки текли, когда она поливала жаркое жиром.

А Эмили мне дружески улыбалась и даже по голове потрепала.

Тут раздался звонок в дверь.

Хозяйка развязала передник и сказала мне:

— А вот, наверное, и младенец Христос с подарками! Побудь с Мицци в кухне, Антон. Веди себя хорошо, мы скоро вернёмся.

И ушла, закрыв за собой дверь.

Но я слышал, как Малышка там смеётся и радуется.

Только кухонная дверь захлопнулась, как кошка тут же ожила.

Я-то знал, что она не спит!

Она потянулась, стала длинная-предлинная и одним прыжком перемахнула с батареи на стол.

Там на тёплой подставке лежал мой жареный гусь.

Что это она задумала?

Не смей, Мицци, слышишь!

Но она разве послушает?!

Я оскалил зубы.

Кошка выпустила когти и — цап моего гуся!

Я громко зарычал, но нахалка даже ухом не повела.

Она зацепила гуся лапой.

И стала тянуть к себе.

Гусь был тяжёлый, но кошка не сдавалась. И я на всё это должен был смотреть?!

Бух!

Мицци потеряла равновесие, упала со стола вместе с моим гусем и вся перемазалась в жиру.

Она испуганно мяукнула, выпустила добычу и забилась под холодильник.

И вот он лежит на полу, мой гусь с золотистой корочкой, прямо у меня под носом, и пахнет так, что голова идёт кругом.

Я показал Мицци зубы, а потом решил устроить себе Рождество! Это было самое лучшее Рождество в моей жизни!

Гусь просто таял во рту.

Гусиная кожа была поджаристой и хрустящей, а мясо под ней — сочным и нежным. Жир тёк по моей морде, я не успевал его слизывать, и он капал на пол.

Никогда в жизни я так не наедался! Потом я вскочил на лавку и милостиво позволил кошке подобрать остатки праздничного угощения.

Не надо жадничать, надо делиться, учил дядюшка Ференц.

Я задремал.

Мне снилось, что я сижу вместе с венгерскими пастухами у костра…

И тут меня разбудил вопль Фридберта. Сон как рукой сняло.

Хозяин склонился над Мицци и завывал, словно шакал.

Краем глаза я успел заметить, как Мицци метнулась под холодильник.

— Воришка! — бушевал Фридберт. — Подлая ворюга! Не кошка, а чудовище!

Он зажал в руке гусиные кости и растерянно смотрел на пустую тарелку.

— Невероятно, — проворчал он, — такая маленькая кошка слопала такого здоровенного гуся…

И тут его взгляд упал на меня.

— АНТОН?

Я поджал лапы и попытался спрятать морду, но — поздно!

Своим зорким взглядом Фридберт разглядел гусиный жир на моей бороде.

— И ты тоже, негодник!

Господи, ну с чего я взял, что этот гусь предназначался мне? Не иначе мне моё геройство голову вскружило.

Теперь прости-прощай, мои слава и почёт…

Нет, я не жалуюсь.

По большому счёту, мне повезло.

В конце концов, так даже легче.

Всё к лучшему.

Теперь я снова обычный пёс.

А Эмили потом пожарила сардельки, которые на самом деле предназначались нам с Мицци, и хозяева их съели на праздник — с гусиным жиром, красной капустой и картофельными клёцками.