Читать книгу "Токио и плантации жемчуга - Елена Мищенко"

– Это японцы поставили такие хитрые замки, которые иногда сами запираются от вибрации.

Я подивился эрудиции уборщицы и хитроумности японской техники. Когда я появился в каюте, то обнаружил такую сцену: мои попутчики колотили в дверь туалета и громко выкрикивали мое имя. Обнаружив, что меня нет, и туалет заперт, они решили, что это я заперся там на час. Мое появление, да еще и с сопровождающим, было встречено с неподдельным удивлением. Замок в туалет горничная открыла своим ключом. Я требовал от коллег немедленных извинений и благодарности, так как спас их от больших невзгод.

Утром мы пересекли пролив Лаперуза, тот самый, в который «бросают камешки с крутого бережка», и к 7 часам подошли к порту Отару острова Хоккайдо. По берегам виднелись синие сопки, покрытые пленками и сетками от эрозии почвы – уж слишком дорог японцам каждый метр земли. После завтрака мы наблюдали, как к нам приплыли три катера с иммиграционными чиновниками и лоцманом. Чиновник-японец поставил нам на визу красную «used» и вклеил в паспорт полицейскую карточку.

В порту нас ждали автобусы с японками-стюардессами. Они здоровались и прощались с каждым входившим и выходившим из автобуса и руководили парковкой, подавая шоферу сигналы мелодичным свисточком (вперед, назад, вправо, влево). В этот же день начался осмотр острова Хоккайдо, где живут первые поселенцы Японских островов – айны, имеющие, в отличие от японцев, бороду. Герб острова – семиконечная звезда. С какими только звездами мы не встречались! Пятиконечная сопровождала нас всю жизнь, шестиконечная была под запретом, а тут еще семиконечная! Зато символика острова была весьма миролюбивой: ландыш, сирень, кукушка. Самым интересным на острове Хоккайдо был город Саппоро, где проводились зимние Олимпийские игры и ежегодные снежные фестивали. В музее освоения Хоккайдо нас встречал японец с криками «Russia! Russia!» Вперед выдвинулся наш армянский коллега-архитектор и твердо сказал: «Армения», приведя японца в полное замешательство.

Обед нам устроили в открытом ресторане по дороге из Отару в Саппоро. Блюдо называлось «Чингизхан». Это экзотическое блюдо придумано специально для туристов. Готовили мы его сами. Нам приносили на тарелке очень тонкие куски хорошо отбитого сырого мяса и стальной шлем, который ставился над зажженной спиртовкой. Когда он накалялся, мы налепливали на него мясо, которое, поджарившись, само отскакивало. Публика была в восторге. Одна латышка потом все повторяла: «Мы сами жарили Чингизхана на его большом члене».

Щедрый москвич облагодетельствовал стюардесс и водителей матрешками, но при этом решил сэкономить, разнял их и подарил каждой японке по одной куколке. Через пять минут к нам прибежала обескураженная стюардесса. Она разнимала подаренную матрешку, тыкала внутрь пальчиком и кричала «Нет!»

Во время поездок на автобусах наш гид рассказал нам массу интересных вещей. Многое мы слышали впервые.

Оказалось, что японцы читают не по горизонтали, а по вертикали. Они не вдевают нитку в иголочное ушко, а стремяться надеть иголку на нитку. Обед они зачастую начинают с десерта. Работая рубанком, они двигают его не от себя, а на себя. На лошадь садятся не слева, а справа. Число 13 к неудачным не относится. Неудачные числа 4, 6, 9. Цифра 4 – си (смерть). Поэтому в больницах нет палат № 4. По закону 1947 года проституция запрещена, тем не менее этот бизнес процветает полулегально. Существуют даже специальные Раму ханеру – отели любви. Ученик икебаны может назвать 60 цветов, мастер -240. Голубой – цвет любви, светло-голубой – тайной любви, темно-голубой – несчастной, белый цвет – символ чистоты, черный обозначает хитрость, коричневый – сомнение и т. д. Я вспомнил ленинградский Институт метрологии им. Д.И. Менделеева. Там в специальном зале в изящных лакированных шкатулках лежат на бархате маленькие пятисантиметровые стеклянные плитки семи цветов радуги. Это эталонные меры цвета. По ним калориметристы исчислили математическим путем 1000 цветов, обозначаемых трехзначными цифрами. Но это – расчеты, а тут 240 цветов определяют на глаз.

Меня попросили оформить палубу к предстоящим соревнованиям команд. Лозунг мы придумали быстро: «Зодчие! На пути из Олимпийского комплекса в Саппоро к Олимпийскому комплексу в Токио покажем высочайшие результаты»! С остальным оформлением было хуже. Нам дали рулон обоев. Я предложил разделить его на вертикальные полосы, и на них написать иерлоглифы. Кое-какие проспекты у нас уже были. Утром, когда вывесили все эти лозунги, собрался народ и просил перевести. Мы скромно удалились. После этого к нам прибежал наш переводчик Сергей. Он был в ужасе:

– Что же вы, душегубы, со мной делаете! Послезавтра прибываем в Токио, нас встретит официальная делегация, спросят, что тут написано, а я что им отвечу?

– А ты говори, что это орнамент.

– Какой, к черту, орнамент – это же иероглифы, и если их прочесть, такая абракадабра получается, что и сказать страшно.

Договорились, что плакаты повисят только завтра, во время соревнований.

Утром 9 сентября входим в Токийский залив. В 8:30 на внешнем рейде приняли лоцмана и вошли в токийскую бухту. Навстречу нам уже неслись два бота «Микуни-мару» и «Сумида». Они обогнули судно, воткнулись в кормовую и в носовую части и погнали нас, грешных, к причалу. На своих двигателях в бухту не пустили. Тут на шлюпочную палубу вывалил наш оркестр, путаясь в проводах и многочисленном оборудовании, разместился у правого борта и врезал с таким остервенением «Катюшу» и «Подмосковные вечера», что поднял на ноги весь порт Харуми. Пока швартовались, Сергей пичкал нас необходимой информацией по Токио: 12 миллионов жителей, 15 % всей продукции Японии, половина всех студентов, 20 000 баров (это особенно было актуально при нашем сухом законе) и т. д.

И пошли бесконечные экскурсии: Маро Наичи – деловой центр, Касуми Гасеки – правительственный центр, Гинза – ювелирный центр, Токийская телебашня – на то время самая высокая в мире – 333 метра с видовой площадкой, зал для борьбы сумо. Там мы впервые увидели больших японцев – борцов, выделяющихся на общем фоне весьма субтильных сограждан. Кроме того, они были единственными, кто был одет в кимоно.

И, наконец, Акихабара – торговый центр по продаже электроники, видео и аудио. Нас предварительно предупредили: самим ничего не покупать. У Сергея там оказалась масса знакомых японцев. Он со всеми общался, складывал, как и они, руки перед подбородком в знак глубокого почтения, но двигался дальше. Нам он сказал:

– Покупать будем только у Миши-Ежика. – Это имя звучало скорее по-блатному, чем по-японски. – Я с ним договорился – он нам даст с огромной скидкой, если мы возьмем 30 штук двухкассетников. Так что, никуда не суйтесь, а следуйте за мной.

В Акихабаре масса рекламы, море света даже днем, но магазинчики маленькие. Так что, когда у Миши-Ежика собрались все наши зодчие, началась невиданная для японцев давка, переходящая в панику. Два приказчика работали лихо, но очередь подвигалась довольно медленно. Наконец, пожилой архитектор из Волгограда не выдержал напряжения и с диким криком «Ветераны войны вне очереди!» ринулся на штурм прилавка. Ко мне подошел руководитель нашей делегации Олег Гладуш и попросил как-нибудь успокоить возбужденного ветерана. Я протиснулся к нему, взял его под руку и громко прокричал в ухо: