Читать книгу "Бермудский треугольник черной вдовы - Дарья Донцова"

Глава 7

– И чем ты недовольна? – усмехнулся Глеб Валерьянович, когда все ушли.

Я похлопала себя по щекам:

– Теряю квалификацию, мне казалось, что на моем лице не отображаются негативные эмоции.

– Ты выглядишь прекрасно, – заверил Борцов, – но старого лиса не проведешь, это я о себе говорю.

– Все в порядке, – сказала я.

Глеб Валерьянович встал:

– Танюша! Тебе не по нраву идея Ивана о внедрении в турагентство. Между нами говоря, я тоже не в восторге от этого предложения. Но учти несколько факторов. Первый. Инна Голикова не простой клиент, она…

– Старая и, похоже, единственная подруга матери шефа, – перебила я.

На лице Борцова отразилось искреннее удивление.

– Откуда ты знаешь?

– Босс сказал, – ответила я.

– Да ну? – поразился эксперт. – Интересно. М-да. Тогда сразу перейду ко второму пункту. Иван любит мать, а та тревожится за Голикову, Инна очень близкий Рине человек, та хорошо понимает, какой тяжелый характер у подруги.

– Рина? – удивилась я. – Это кто?

Глеб Валерьянович подошел к окну.

– Мама Ивана.

– Мне казалось, у нее другое имя, – пробормотала я.

Борцов прищурился:

– Ей очень не нравится имя, которое ей дали при рождении, поэтому она еще в студенческие года нарекла себя Ириной. Хорошие знакомые называют ее Риной, совсем близкие величают Ирикой. Не Ириша. Ирика, через «к». Это Ваня придумал, в детстве у него были проблемы с произношением ряда звуков, вместо «ш» у ребенка получалось «к». Никифор обращался к супруге – Ириша, сын копировал папу, но у него выходило «Ирика».

– Забавно, – улыбнулась я, – невозможно представить шефа картавящим мальчиком.

– Все когда-то были детьми, – вздохнул Борцов, – даже я. Уверен, что Рина, отлично зная, как Инна обожает Лешу, очень хочет помочь Голиковой и клюет мозг Ивану. А он почтительный сын и тревожится о здоровье мамы, не желает, чтобы та нервничала. Танюша, у тебя на лице появилось выражение ужаса. Чем я тебя так напугал?

– Простите, Глеб Валерьянович, – вздохнула я, – ужас я испытываю не от работы. У меня качается зуб, он на штифте, надо идти к дантисту. До паники боюсь стоматологов. Все надеюсь, что обойдется, не потребуется встречаться с бормашиной. А потом задеваю коронку языком – и ужас-ужас-ужас.

Эксперт пошел к двери:

– Если когда-нибудь встретишься с Риной, знай, дама терпеть не может обращения по отчеству. И она слишком хорошо воспитана.

– Воспитание может быть слишком хорошим? – усмехнулась я.

Глеб Валерьянович взялся за ручку:

– Я знаком с Ирикой давно, бываю у них в доме, сейчас реже, чем раньше, когда был жив Никифор Иванович, но раз в два-три месяца забегаю. За долгие годы общения я ни разу не видел Рину в халате, с растрепанными волосами, без легкого макияжа. На столе в гостиной всегда кружевная скатерть, чай подается в красивых чашках, никаких кружек. Ирика не позволяет себе закричать, устроить истерику, она всегда в ровном настроении.

– Тетя-робот, – вздохнула я, – наверное, у дамы никогда штифтовые зубы не качаются.

– Нет, – возразил Глеб Валерьянович, – она человек, идеально владеющий собой. У меня Рина вызывает чувство уважения. А зубы надо лечить, штифт не прирастет, если закачался.

– Ясно, – кивнула я, – босс побаивается авторитарную мамашу. Что-то мне подсказывает: идея превратить меня в сотрудницу «Светатура» принадлежит Ирине.

– Рина не вмешивается в рабочие дела единственного сына. Ей это даже в голову не взбредет, – возмутился Борцов. – Ты ошибаешься. Поверь, Ирика просто нервничает из-за подруги, а Иван попадает с ней в резонансные колебания. Мысль о причастности Иры к расследованию – абсурд. Она немолода и понятия не имеет, чем занимается сын… Разболтался я, надо работать. Пороюсь в результатах вскрытий всех покойных мужей Лазаревой, авось что-то занимательное выплывет. Танюша, идея о временной работе в турагентстве не особенно хороша, но Рина к ней отношения не имеет.

Борцов дернул дверь и спешно ретировался в коридор. Я осталась в кабинете одна, в голове толкались острыми локтями разные вопросы. Почему Глеб Валерьянович, услышав мое предположение насчет того, кто придумал отправить меня поработать в турагентство, так занервничал? Борцову совершенно не свойственна экзальтация, он должен был просто сказать: «Рина не из тех, кто сует нос в дела сына». А он принялся бурно возражать. Странно, однако. И в отсутствии логики до сих пор Глеба Валерьяновича нельзя было упрекнуть. Но пару минут назад он обронил фразу: «Мать понятия не имеет, чем занимается сын». Может, это и так, сотрудники особой бригады не имеют права сообщать о своей работе никому, даже близким родственникам. Но, если Ирина не в курсе, где служит Иван, почему она попросила его выяснить, убивала ли Вера своих мужей? Думаю, шеф докладывает мамочке все рабочие новости, а в ее голове созревают «ценные» идеи, ну, например, такая, как направить Сергееву в «Светатур»…

– Эй, ты спишь? – спросила Кира.

– Нет, – быстро ответила я, выплывая из своих мыслей, – внимательно тебя слушаю.

– Согласна?

– На что? – не поняла я.

– Не надо врать, что мои слова достигли твоих ушей, – надулась Ручкина, – но я не гордая, повторю. Хочу сгонять на часок в магазин. Посидишь пока одна?

– Светлана Алексеевна и Лена в офисе, – напомнила я, – только Лазарева куда-то смылась.

– К ВИП-клиентке на дом отправилась, – пояснила Кира, – есть у нас особо звездные, западло им самим в контору приехать. Если Светка тебя после испытательного срока оставит, познакомишься с ними. Жесть! Нечаева и Ленка сейчас кофе пить порулили, не скоро вернутся. Так я сношусь туда-сюда? Если придет выгодный клиент, сама с ним не занимайся, напортачишь – и тебя в фирме не оставят, скажи: «Я секретарь. Оставьте свой номер телефона, наш самый опытный сотрудник Кира с вами свяжется». Принести тебе пончик?

– Спасибо, не люблю сладкое, – ответила я.

– Ясненько, – захихикала Кира, – на диете сидишь. Ну, успеха тебе на ухабистом пути самоограничения и истязания голодом. Я вот не заморачиваюсь, ем, что хочу. Если кому-то моя фигура не нравится, это его проблема. Меня все устраивает.

Ручкина ушла, а я окинула кабинет взглядом. В офисе сейчас ни души, отличный момент пошарить в письменном столе Лазаревой, вдруг у нее там нечто интересное припрятано? Вера единственная из служащих, кто тщательно запирает ящик и дверцу. Но ни один замок для меня не проблема.

Я вынула из сумочки отмычку и на раз-два открыла запоры. Ну-ка, скажите честно, что лежит в ящиках вашего рабочего стола? У меня там полно всякого беспорядочно сваленного барахла. Каждый раз, роясь в выдвижном ящике, я говорю себе: «Завтра непременно выкину ненужные вещи, все необходимое сложу в стопочки». Но на следующий день времени разгрести кучу, состоящую из ластиков, скрепок, шариковых ручек, карманных календариков, карандашей, фантиков, бумажек, опять не находится. А вот внутренний мир письменного стола Веры оказался другим. Справа лежала толстая тетрадь в черном кожаном переплете, на обложке не было изображений котят-щенят-медвежат-утят. Я открыла находку и увидела множество красивых рисунков. Картинки были выполнены цветными карандашами, они поражали тщательно выписанными деталями, у всех человечков были лица, пальцы на руках, волосы, одежда с пуговицами, ремнями, карманами. Художник очень старался, похоже, потратил на создание картинок немало времени. И на каждом листочке вверху было название: «Пьем чай в сентябре в чуланчике. Федя, Гена Волков и я», «Катаемся на мопедах в сентябре. Гена Волков и я», «Толя Паскин, Семен Кратов, Гена Волков и я занимаемся в январе танцами», «Гена Волков поступает в университет», «Володя Сачков, Гена Волков, Толя Паскин, Семен Кратов и я летим на самолете в октябре на море». Героями всех рисунков были одни и те же четыре мальчика и Вера с братом Федором. В тетради оказалась уйма листов с жанровыми сценками. По слегка обтрепанным уголкам мне стало понятно, что ее часто листают. И последний рисунок еще не закончен, на нем пока изображены лишь лес и избушка без крыши. Над этим сюжетом Вера еще трудится. Похоже, Лазарева самодеятельная художница, очень аккуратная, дотошная к деталям, но не особенно талантливая.