Читать книгу "Мобберы - Александр Рыжов"

– Толстый одолеет, – авторитетно заявил один, уважительно глядя на Хрофта.

Оскорблённый тем, что его обозвали толстым, Хрофт что было сил дёрнул книгу на себя. Осклизлый переплёт, как свежепойманный пескарь, вырвался из рук. Хрофт грохнулся навзничь. Баланс нарушился, и инопланетянина с Вышатой отбросило к булькавшей бочке.

– Эй, потише! – в один голос рявкнули работяги.

Ударившись о тарантас, инопланетянин и Вышата разом выпустили книгу из рук. Она свечкой взмыла вверх, в полёте, как балерина, раскинувшая руки в высоком прыжке, развернула веером все свои страницы и приземлилась в бурлившее варево.

Инопланетянин схватился за голову. Вышата сунул руку в пар, но благоразумно отдёрнул. «Женщина в песках» с издевательской медлительностью погрузилась в смолу и навсегда скрылась в кипящей пучине.

Немного солнца в холодной воде

– Тудыть его за ногу… – выдал работяга (тот, что ставил на Хрофта) бессодержательное словосочетание и поскрёб затылок.

Поняв, что победила дружба, инопланетянин поставил мотоцикл на колёса, оседлал его и умотал к перекрёстку. Впавший в столбняк Вышата и сидевший на тротуаре Хрофт даже не пытались его поймать. От угла к ним шли Джим и Рита. Финальная сцена произошла у них на глазах, так что объяснений не потребовалось.

– Вытащить нельзя? – жалобно проговорила Рита, глядя на чёрную, уже переставшую шевелиться поверхность остывающей смолы.

– Как же её вытащишь? – хором молвили работяги.

Рита и сама понимала, что книга, чей секрет они так и не раскрыли, погибла окончательно и бесповоротно. Но ей хотелось, чтобы кто-нибудь из стоявших рядом воспротивился неизбежному, подарил надежду.

– Если и вытащим, представляете, в каком она будет виде? – сказал Джим, вертя оставшуюся у него и бесполезную теперь закладку.

Рита представляла. Ничего не оставалось делать, как удалиться с этого скорбного места. Снова вышли на Университетскую набережную. Чтобы развеять горестную атмосферу, Джим принялся рассуждать:

– Не будем впадать в уныние! Сегодняшний инцидент, несмотря на безрадостную развязку, дал нам пищу для размышлений. Теперь мы точно знаем, что за тайной «Женщины в песках» охотится ещё кто-то.

– И этот «кто-то» обломался так же, как и мы, – буркнул Хрофт. – Мы даже лица его не разглядели.

– Зачем? – сказал Вышата. – Всё равно книги больше нет. Нить оборвана.

– Положим, не оборвана. Есть человек, который всё может объяснить. Если ещё живой… – Рита вынула мобильник, двумя нажатиями отправила в эфир сигнал вызова. – Пап, слушай… Как там твой Калитвинцев? Ещё в реанимации? В сознании? Понятно. Нет, ничего… всё нормально. До вечера!

Она опустила руку, лицо её было хмурым.

– Калитвинцев по-прежнему в коме. Состояние тяжёлое. Очнётся ли – пока неизвестно.

– Ок, – подытожил Хрофт. – Тогда и мозги ломать нечего. Без него мы всё равно ни до чего не дотумкаем.

Они спустились по ступенькам к реке, и Джим, присев на корточки, бросил в Неву матерчатую полоску-закладку. Она закачалась на грязной воде.

– Ну что, по домам?

Вышата первым стал подниматься по каменной лестнице. Его остановил сдавленный крик Хрофта:

– Что это?

Он, не отрываясь, смотрел на закладку, которая плыла по течению. Наискось падавшие солнечные лучи окружали её нимбом отсветов.

– Меня глючит или…

– Буквы! – закричала Рита. – Там… буквы! Я вижу!

Джим подобрал с парапета камешек, швырнул в реку, чтобы подогнать закладку обратно к берегу. Плеснуло, по воде пошли круги, но закладка продолжала уплывать.

Хрофт, как был, в одежде, бултыхнулся в воду. Дважды взмахнул сильными руками и, словно махаона, накрыл закладку ладонью.

– Йес!

Через пару секунд, мокрый и облепленный грязью, он выбрался на парапет. Наверху, возле ограждения, начали собираться зеваки. Он погрозил им кулаком:

– Ша! Нашли аттракцион…

Рита дрожащими руками схватила закладку, осторожно расправила.

– Закладка лежала между страниц – значит, и между строк! Мы простофили…

– Читай! – потребовал Хрофт, сев на парапет и развязывая шнурки на ботинках.

– Трудно разобрать… – Рита всматривалась в лоскут, с которого капала вода. – Похоже на электронный адрес.

– Мэйл?

– Нет, адрес сайта. Впереди три буквы «дабл-ю»… Ниже ещё две строчки. Чёрт, не все буквы одинаково проступили…

Вышата нагнулся над её плечом и раздельно прочёл:

– «Чтобы узнать больше, умножь смерть императора на рождение наследника. Импи подскажет».

Калитвинцев Андрей Никитич, искусствовед-изувер

– Не нахожу в этом ни смысла, ни удовольствия, – заявила Рита. Она намеревалась сказать больше, но вынуждена была проглотить заготовленную тираду, поскольку комната наполнилась жутким лязгом.

Джим переждал электричку и, вперив взгляд в раскачивавшуюся люстру, изрёк:

– Твоё право. Но, по-моему, ты даже не стараешься постичь идею флэшмоба. Ты убедила себя, что это глупость, и не собираешься отступать от своих убеждений.

– Разубеди меня! Докажи, что это в самом деле часть современной культуры, искусства, философии, а не баловство, придуманное психом, которому нечем было заняться. И тогда, может быть, я вступлю в ваш профсоюз.

Джим надавил пальцем на переносицу, очки сверкнули.

– Не хочу тебе ничего навязывать, – сказал он. – Что касается профсоюза, то его не существует. Одна из отличительных особенностей флэшмоба состоит в том, что отсутствует какой бы то ни было орган, руководящий мобберами и направляющий их действия. Организовать моб может каждый, участвовать в нём – тоже каждый. Ты спрашиваешь, почему мы называем это частью культуры. А как иначе? Мы ведь создаём определённую схему, на несколько минут выстраиваем свою – оригинальную! – модель действительности. Мы – полноценные актёры, только спектакли наши сиюминутны. Их цель – удивить, заставить публику поверить в то, что происходящее – не игра. Ты скажешь, что актёры в театре и кино делают то же самое. Нет. Как бы гениально они ни играли, публика всё равно знает, что её обманывают. Это знание заложено в неё по умолчанию. Эффект моба гораздо сильнее – ведь никто из непосвящённых не догадывается, что это розыгрыш. Многие принимают наши действия за чистую монету, но не могут понять, в чём смысл. Всё происходит стихийно и быстро: возникли ниоткуда, отыграли, растворились. Три-пять минут, не больше. За это время нейтральный человек не успевает присмотреться к нам, угадать, что мы думаем и чувствуем. Мы исчезаем, а он остаётся в недоумении: появлялись ли мы вообще или это ему только привиделось?

– И в чём же смысл? – спросила Рита.