Читать книгу "Америка. Каким мир бы был без нее? - Динеш Д’Суза"

Почему Хомейни вообще так привлек Фуко? Я подозреваю, что причина была совсем не в Иране. Конечно, Фуко был там пару раз, но видел эту страну через призму своих предубеждений. В этом Фуко был одним из многих западных интеллектуалов, которые посещали тоталитарные страны и хвалили их систему управления. В течение двадцатого столетия прогрессивно настроенные интеллектуалы побывали в сталинской России, в маоистском Китае, на Кубе Фиделя Кастро, в Никарагуа под властью Ортеги и были очарованы «милым раем», который там якобы встретили. Каким-то образом репрессии остались для них невидимыми, хотя информация о них была вполне доступна. Очевидно, они проецировали свое собственное недовольство Западом на другие страны и видели их совершенно не такими, какими они были на самом деле. Точно так же Фуко превратил свою ненависть к Америке и Западу в восхищение Хомейни как заклятым врагом Америки. С точки зрения Фуко, Хомейни был достоин похвалы за то, что назвал Америку «великим Сатаной». Ведь это было сходно с мнением самого Фуко. Его слепоту можно обобщить, воспользовавшись словами Сола Беллоу: «Большая часть интеллекта может инвестироваться в невежество, если необходимость в иллюзиях действительно глубока».

Антиамериканизм Фуко, возможно, продолжал бы оставаться прочным и незыблемым, если бы не то, с чем он встретился, живя в Америке. Опыт убедил его, что в одном очень важном аспекте он не прав по отношению к Америке. Первоначально Фуко считал, что Европа — центр сексуальной свободы, а Америка — консервативная, пуританская страна. (Это мнение до сих пор разделяют многие.) То, что Фуко пережил в Сан-Франциско, полностью изменило его сознание. Вместо восприятия Америки как средоточия контроля и подавления, Фуко увидел страну, предлагающую новый тип свободы.

Интерес Фуко сосредоточился на разнице «нормального» и «ненормального». В своих ранних работах он пишет, что безумие когда-то считалось нормальным на Западе, поскольку в Средние века сумасшедшие свободно бродили среди нормальных людей. Но теперь Запад помещает умалишенных в специальные заведения, криминализируя их лишь за то, что они отличаются от других. Фуко продолжал изучать тюремную систему и пришел к удивительному открытию: людей бросают в тюрьмы только за то, что они «ненормальные». Согласно Фуко, тюремная система — это метафора современной жизни, в которой мы, считающие себя свободными агентами, в действительности подвержены различным формам незаметного институционального контроля. Этот контроль заставляет нас приспосабливаться к тому, что нормально, что от нас ожидают и что обязательно для исполнения, избегая при этом всего ненормального, эксцентричного и запрещенного. Глядя на сумасшедшие дома и тюрьмы, Фуко приходит к выводу, что большинство институтов (школы, банки, фабрики, сети магазинов, клиники, армейские бараки) напоминают сумасшедшие дома и тюрьмы. Работа Фуко посвящена разоблачению этих скрытых и не слишком скрытых форм власти и отстаиванию ценности нарушения правил как механизма, позволяющего взламывать систему контроля над индивидом.

Сегодня можно предположить, что вся эта болтовня была лишь апологией гомосексуальности, а в случае Фуко еще и педофилии. Фуко был гомосексуалистом, предпочитавшим секс с мальчиками-подростками. Он разработал сложную теорию, будто западная цивилизация провела фальшивое различие не только между гетеросексуальностью и гомосексуальностью, но и между взрослыми и детьми. В действительности же все якобы сексуальны от рождения и обладают способностью гибко переходить от гетеросексуальных предпочтений к гомосексуальным, ничего при этом не отбрасывая, даже педофилию. Фуко хвалит отношение гомосексуальной культуры к различию между мужчиной и женщиной и отвергает конвенциональную мораль, заменяя ее «лабораториями сексуальных экспериментов».[23]

Его биограф Джеймс Миллер сообщает, что Фуко проводил свои дни, занимаясь преподаванием, а свои ночи — ныряя в полную насилия садомазохистскую реальность Сан-Франциско. Днем он носил строгие брюки и пиджак, но вечером — кожаный костюм с дополнениями («защитой паха», зажимами для сосков, наручниками, плетками, палками для телесных наказаний, хлыстами и «эрекционными кольцами»). Миллер описывает все это в деталях. Фуко предпочитал употреблять наркотики перед тем, как заняться сексом. В 1975 г., впервые попробовав ЛСД, он говорил: «Единственное, что я могу сравнить с этим — секс с незнакомцем». В Сан-Франциско он открыл, что может иметь и то, и это. Фуко особенно наслаждался садомазохизмом, включая секс типа «хозяин-раб», который он рассматривал, как игру: «Иногда сцена начиналась с господина и раба, а в конце раб становился господином. Эта игра как источник телесного удовольствия очень интересна». Фуко видел садомазохизм «переживанием предельного состояния», что соответствовало его общему философскому пристрастию нарушать правила и проверять границы на прочность. Фуко сетовал, что гетеросексуалы упускают свои возможности: большая часть их энергии «направляется на ухаживания», а вот секс между людьми одного и того же пола «посвящен усилению интенсивности самого сексуального акта». О саунах для гомосексуалистов Фуко писал: «Можно пожалеть о том, что таких мест не существует для гетеросексуалов».[24]

Фуко понимал, что рискует своим здоровьем. Даже в 1983 г., уже зная, что СПИД уничтожает геев, он заявлял: «Умереть ради любви к мальчикам — что может быть прекраснее?» Миллер пишет, что Фуко, возможно, вплоть до самого конца не понимал, что у него СПИД. Спутник Фуко Даниэль Дефер, живший с ним долгое время, отрицает это, говоря, будто Фуко «прекрасно знал, что болен». Однако его это не беспокоило. Одно дело — рисковать собственной жизнью, но Фуко желал подвергать риску и жизни других людей. Очевидно, он чувствовал, что они также должны наслаждаться «опытами предельного состояния, даже если они несут смерть».[25]

Токвиль и Фуко — очень разные люди. Их разделяет не только разница в характере, но и полтора столетия. Токвиль был в совсем другой Америке, нежели Фуко. В известном смысле каждый из них приветствовал свободу определенного типа. Токвиль прославлял дух 1776 г. — предпринимательства, добровольных организаций, религиозной свободы. Фуко же — дух 1968 г., вовсе не свободу предпринимательства или Америку как силу, способствующую укреплению свободы в мире, но свободу телесного низа, свободу от ограничений традиционной морали. В чем разница между этими видами свободы? Какая из них лучше? Чтобы ответить на эти вопросы, необходимо раскопать корни как 1776-го, так и 1968-го гг.

Глава 3

Novus ordo seclorum[26]

Великобритания не имеет права залезать в мой карман, как и я — в ваш.