Читать книгу "Бой под Талуканом - Николай Прокудин"

– В курилке сидит. Он совсем ведь не проверяющий, я его знаю, это наш новый «комсомолец батальона».

– А-а-а. Вот кого боятся наши сержанты.

Я вышел из казармы познакомиться с «товарищем инспектирующим». В просторной беседке сидели дружной компанией заменщики Чулин и Колобков, а рядом с ними курил и травил анекдоты сменщик Колобка – молодой прапорщик.

– О, приветствуем героическую личность батальона, непобедимого замполита первой роты, истребителя «духовского» спецназа «черные призраки»! – заорал Колобок. – Это лейтенант Ник Ростовцев. Собственной персоной!

– Вольно, вольно, – снисходительно и смущенно ответил я.

– Нет, честно, я хоть и награжден двумя орденами, но они заработаны моей бестолковой контуженой головой. Один раз осколок ухо перерубил, во втором случае орден за шандарахнутую камнем макушку получил. Но чтоб вот так, в психическую атаку ходить – нет уж, извините. Да еще два раза… Может, ты псих? – поинтересовался Колобок.

– Отставить разговорчики!

– Понял. А вот это, сынок, мой сменщик, – представил мне Колобков нового прапорщика (Ему исполнилось тридцать пять лет, но выглядел он на все сорок пять, поэтому Колобок разговаривал с нами как папаша.)

– Прапорщик Виктор Бугрим, – усмехнулся в ответ красавчик. – Приятно познакомиться, товарищ лейтенант.

У прапорщика была кудрявая шевелюра, «фраерские» усики, хитрая улыбка и наглые голубые глаза. Ловелас-сердцеед, гроза женщин.

– Почти что Баграм! Ты попал в «одноименную» дивизию, – заулыбался я. – Будем знакомы, перейдем лучше на «ты», мы ведь коллеги.

– Хорошо, будем на ты. Меня Артюхин отправил наглядную агитацию проверять. У тебя и во второй роте все в плюсах, а в третьей и у минометчиков – одни нули.

– Хороший результат в трудные для нашей роты времена. А то в первой плохо да плохо. Пока ротный в госпитале, каждый норовит лягнуть, что-то найти нехорошее. Когда домой, Колобок? – спросил я сочувственно у ветерана.

– Да вот отдам-передам бумажки Витьку – и в дорогу. Только лететь страшно очень. Чуля (Чулин) вчерась из командировки вернулся, «груз-200» отвозил в Гродно, припахали заменщика. Так такие ужасы рассказывает.

– Какие это ужасы? – заинтересовался я.

– Никифор, шо я пережил позавчера, кошмар какой-то. Сел в Ан-12, разговорился с бортстрелком, а он земляком оказался, из Витебска. Экипаж из Белорусского округа, самолет «крайние» рейсы летает. Вот-вот домой им. Залезли мы в хвост самолета, выпили их бутылку водки за знакомство. У меня с собой была в сумочке трехлитровая банка самогона, под компот вишневый замаскированная, на замену вез в роту, коллективу. Я возьми да и проболтайся. Стрелок как узнал об этом, так обрадовался, так развеселился! Пойдем, говорит, в кабину, чого мы тут будем мучиться? Там все свои – земляки, угостишь родным напитком ребят! Зашли, угостил по-хорошему, по-человечески. Они как давай глушить ее стаканами, почти не закусывая. Крепкие ребята летчики. Летим, самолет на автопилоте, песни поем. Я – почти в хлам, и они уже ничего не соображают. Смотрю, бог ты мой, штурман пьян, бортинженер пьян, второй пилот в хламину нажрался, командир еще более-менее держится, но тоже пьян. Испугался страшно, несмотря на то что бухой был, даже почти протрезвел от ужаса. Куда летим? Это состояние экипажа из всех пассажиров наблюдаю только я, а так бы паника поднялась на борту. Ну, черт с ним, со стрелком-радистом, хрен с ними, со штурманом и инженером, но пилоты-то в хлам! «Ребята, – ору летчикам, – браты, как садиться будем? На автопилоте приземлимся?» «Нет, – говорят, – садиться будем сами, вручную. Сейчас допьем остаток из банки и возьмем управление на себя». «Мужики, – заорал тут я диким голосом, – ни хрена, баста, хватит пить, сажайте самолет!» Отбираю бутыль, там еще больше литра, а они не отдают, сопротивляются. «Трезвейте, сволочи», – говорю им. А хлопцы совсем никакие. Песни горланят, матерятся, а на горизонте уже Кабул виднеется. Шо делать, шо делать? Я – в ужасе. Они, гады, садятся в кресла, пристегиваются, выключают автопилот и заходят на город: один круг, другой, третий, уже взлетно-посадочная полоса внизу, и явно они на нее не попадают. Промазали! Поднялись чуть-чуть, командир орет: «Штурман и инженер, ко мне, помогайте, будем вместе сажать». Взялись втроем за штурвал (второй пилот совсем скис, уснул) и пошли на посадку. «Взлетка» аэродрома болтается по курсу, мы качаемся, почти машем крыльями, мне так, по крайней мере, показалось. Сели! Я их обнимать, целовать и материться! «Суки, шо же вы творите, пьете за штурвалом». А командир мне с ухмылкой: «Сам виноват, а ты зачем наливал? Мы чуток для храбрости пригубили, а ты нас своим вкусным первачом соблазнил и с толку сбил». В общем, негодяи. Но асы! В таком состоянии машинешку-то легковую не припаркуешь, не то что грузовой самолет посадить. Шо там дальше было, не знаю, я скорей оттуда со своей банкой бежать, а то они ее, родимую, чуть не отобрали, дескать, отметить удачную посадку. И как они с начальством разговаривали потом?

– Ха-ха-ха.

– Гы-гы.

– Вот тебе свезло так свезло. Ха-ха!!! – засмеялся я и похлопал по плечу прапорщика. – Запомни теперь на всю жизнь, какими последствиями чревато пьянство в воздухе! Это тебе не в БМП брагу гнать и пить, пока батальон по горам ходит.

– Нет-нет, с пьянством покончено. Я даже допивать «первач» со своими орлами не стал, отдал все Луковкину и Мелещенко.

Тем временем, весело смеясь, к казарме подошли Острогин и Ветишин.

– Чему радуемся? – поинтересовался Грымов.

– Жизни! Жизни, дорогой ты наш командир, – воскликнул Острогин. – Каждый новый день – радость! Комбат не вдул – радость. Командир полка матом не покрыл – счастье. «Духи» не убили – верх блаженства.

– Ступай, разбирайся с Хафизовым и готовься к очередному выговору, – вздохнул Эдуард.

– Вот черт, такое солнечное утро, весна, трава зазеленела, и так сразу обламывают.

– Для поддержания настроения скажу новость дня, – сказал я. – Сегодня концерт звезды эстрады, твоего любимого Валерия Леонтьева!

– Ура, ура! Ох, Ник, ох, обрадовал! Иди, занимай места! С меня «Боржоми».

– Концерт – вечером, «Боржоми» – сейчас!

– Вечно ты строишь взаимоотношения со мной, как какой-то рвач и хапуга. Корыстный какой.

– Как не рвач, а как твой спаситель! За спасение под Бамианом ты со мной не рассчитаешься и цистерной минералки, слишком легко отделаться хочешь. С тебя вагон коньяка!

– Ладно, встречаю вечером тебя в клубе с лимонадом и водичкой, а то ведь, как всегда, душно будет. А коньяк будет в Союзе.

– Товарищи офицеры, внимание! – вмешался в беседу Грымов. – Перед концертом совещание в шестнадцать часов, а концерт позже, в восемнадцать. Всем прибыть с рабочими тетрадями.

– Мне тоже идти? – спросил я. – В это время у нас по плану воспитательная работа – беседа с солдатами.

– Ничего не знаю. Приказ прибыть всем. Пусть беседу проведет Бодунов.