Читать книгу "5 судьбоносных вопросов. Мифы большого города - Татьяна Девятова"

Но мы – нет. Вкладываться не готовы, а получать – всегда пожалуйста. И дальше начинаются странные разговоры про справедливость. Когда началась приватизация и каждому за его ваучер абстрактно пообещали автомобиль, никому и в голову не пришло, что этот автомобиль должен кто-то произвести. Причем не просто кто-то, а мы же сами и должны это сделать. Нельзя поделить шкуру неубитого медведя, но мы не только ее делили… Мы в мечтах уже и примерили ее на себя, и тепло ощутили в собственном воображении, а потом впали в негодование, потому как нам показалось, что с нас эту шубу стянули. А ее никто не стягивал! Более того, заветный медведь еще из бора шишкинского не вышел – жив-здоровехонек. Мы делили то, что только возможно, а вовсе не то, что уже есть в наличии.

Что такое абстрактная справедливость? Фантазия и бессмыслица. Не бывает абстрактной справедливости. В этом случае я часто привожу пример с крокодилами. Крокодилы – сильные животные, мы на них смотрим и ужасаемся, думаем, что они хищники и людоеды. И вот кажется, повезло же им – сильные и зубастые, и все у них хорошо. Но при этом никто не задумывается над очевидным фактом: из ста маленьких крокодилят, вылупившихся из родительской кладки, до взрослого, половозрелого состояния доживут только три малыша, а 97 – умрут. Вот такая цена жизни этих сильных животных, у которых «все хорошо». А теперь можно поговорить о справедливости, но только с точки зрения крокодилов… В США из сотни открываемых «дел» (бизнесов) успешными оказываются не более пяти – и то когда экономика на подъеме. Справедливо это или нет? Или все крокодилы должны выжить, а все вновь открывшиеся малые предприятия должны принести баснословные состояния? Ну нет, наверное.

Но в нас прочно засел миф о некой справедливости. При этом давайте попытаемся понять, какой такой смысл мы вкладываем в это слово? Здесь главная конструкция – МНЕ ДОЛЖНЫ. Почему – они богатые, а я бедный? Почему – кто-то здоров, а я болен? Почему – кто-то родился красивым, а кто-то не очень? Несправедливо! То есть справедливость – это желание, чтобы у меня было все, чего я хочу. Никто же не хочет быть бедным, больным и некрасивым в этой конструкции! Все хотят в момент рассуждений о справедливости быть богатыми, здоровыми и прекрасными необыкновенно. Вот это, мол, было бы справедливо…

А здесь, мне кажется, Андрей слишком хорошо думает о людях. Пару лет назад моему знакомому сожгли любимую машину – «Плимут». Это было громкое дело – в Питере начали гореть дорогие иномарки. Как выяснилось позже, когда эту группу молодых поджигателей поймали, они таким образом радели за социальную справедливость и «выравнивали» благосостояние бедных и богатых, только с другой стороны. Так что констатирую факт – это чудное желание немножко поэкспроприировать экспроприаторов или, по крайней мере, сделать их чуть беднее, на мой взгляд, не умерло в нас окончательно.

Вообще, это ощущение – что Андрей судит о людях лучше, чем они есть на самом деле, – будет преследовать меня все время работы над книгой. Почему? Ответ на свой немой вопрос я получу в самом конце, в главе о свободе.

– Эта установка, требование – «МНЕ ДОЛЖНЫ» – присуща в той или иной степени каждому человеку, но в России она имеет трагическую судьбу и трагические же масштабы. Это просто какая-то навязчивая национальная идея – идея справедливости, которая кем-то когда-то была вероломно попрана. Почему так получилось, я думаю, понятно. У нас отняли родину, люди потеряли и моральные ценности, и материальные (я имею в виду доперестроечные накопления и прежние, какие-никакие, социальные гарантии). Но ведь это не вопрос причины – почему мы оказались в такой ситуации, это вопрос реакции – как мы повели себя в ней. Не думаю, что положение немцев после Второй мировой войны было лучше нашего, но они взялись за дело и сейчас являются мировыми лидерами. А мы – нет. Мы расклеились.

Эпоха застоя породила своеобразное иждивенчество. И это объяснимо: ведь когда действует абсолютная уравниловка, совершать подвиги бессмысленно. Если, что бы ты ни делал, результат будет все равно одинаковым, одним и тем же, то легче вообще ничего не делать. А когда ты привыкаешь ничего не делать (а к «хорошему», как известно, привыкают быстро), но при этом хоть что-то получать, то и возникает это пресловутое – «мне должны». И это, возможно, самый опасный, самый зловредный миф нашего массового сознания, и из него все вытекает. Ведь если я не понимаю, что это моя жизнь, что я в ней действующая сила и полновластный хозяин, а поэтому сам должен с ней что-то делать, – я не построю нормальные отношения с детьми, у меня не будет счастливой семьи, не будет работы, которую бы мне хотелось. У меня вообще ничего не будет.

А такой миф у нас существует. Потому что у нас, в нашем замечательном советском обществе, была установка: за нас все решают, не высовывайся. Если партия сказала: «Надо», – ты ответил: «Есть», и без вопросов. У нас было все определено – хочешь ты этого или не хочешь. Но при этом система гарантировала определенный «соцпакет», а она у нас действительно очень много чего гарантировала. Играя по правилам, ты мог рассчитывать на стабильную и вполне себе вольготную жизнь. Это был такой достаточно честный договор между человеком и властью. И в целом система не глумилась над людьми, которые играли по ее правилам. За исключением, конечно, тридцатых годов, когда какие-либо правила перестали действовать. Массовая паранойя внесла в этот договор свои коррективы… Но там ведь одна война была, затем другая. Далее порядок был установлен.

И вот из этой прошлой советской жизни осталась у нас эта установка про «справедливость». «Справедливость» была коньком советской идеологии, у нас вообще была страна справедливости: «СССР – оплот мира», «Всем равные возможности», «От каждого по способностям, каждому по труду» и так далее. И мы так уверовали в свою собственную, генетически присущую нам, буквально наследственную справедливость, что совершенно позабыли, что справедливость – это не манна небесная, а то, что мы можем сделать, если очень постараемся. Вообще социальная справедливость обеспечивается «общественным договором» – когда работающая и более успешная часть нации принимает на свои ответственные поруки тех, кто в силу тех или иных причин не может обеспечить себе достойный уровень жизни. Социальную справедливость надо делать, она – результат труда. Но нет, мы об этом даже не задумались. У нас в головах все еще какая-то абстрактная, эфемерная, но при этом Высшая справедливость!

Общественный договор – это великая штука. Есть люди, которые просто по состоянию здоровья не могут обеспечить себе достойную жизнь, есть дети и старики, которые в силу своего возраста не способны обеспечивать себя. И нам эти люди, во-первых, не посторонние – они наши дети, родители, друзья; а во-вторых, это и мы сами – все мы были детьми, большая часть из нас доживет до престарелого возраста, каждый из нас может заболеть, лишиться здоровья, получить инвалидность и так далее. И учитывая все это, мы – те, кто сейчас работает и создает материальные ценности, – берем на себя обязательства помогать тем, кто не в силах сам позаботиться о себе.

Отсюда из наших заработков и отчисления в бюджет – на образование, на здравоохранение, на пенсии и социальные пособия (сюда же примыкают культура и фундаментальная наука). Одна часть общества фактически содержит и себя, и другую часть общества, потому что та – другая – не может этого сделать. Работающие, условно говоря, содержат тех, кто не работает (или не производит материальных благ). А деньги на пенсии, зарплаты бюджетникам, образование и так далее – они не из воздуха берутся. Их зарабатывают и отчисляют из своих заработков те, кто производит материальные ценности.