Читать книгу "Благодать и стойкость. Духовность и исцеление в истории жизни и смерти Трейи Киллам Уилбер - Кен Уилбер"

Несколько следующих дней мы провели в Боулдере с его друзьями. Поскольку мы с Кеном всегда были вместе — неважно, на людях или наедине, — мне стало интересно, что думают обо мне его друзья. Как-то вечером, после ужина, когда мы стояли у выхода из ресторана, где только что отужинали с Сэмом и Хэзел, я спросила его, что он рассказал про меня своим друзьям. Они взял мои руки в свои и, глядя на меня огромными карими глазами, произнес: «Я сказал Сэму вот что: если эта женщина согласится, я хотел бы на ней жениться». Без малейших раздумий или колебаний я ответила: «Конечно, соглашусь». (Я подумала, а может быть, и произнесла вслух: «Я сама собиралась тебе это предложить».) И мы пошли, чтобы выпить шампанского, — всего через десять дней после нашего первого свидания. Был прекрасный летний вечер, с ветерком, свежий, ясный, наполненный энергией. Я чувствовала присутствие Скалистых гор, неясно вырисовывающихся позади нас, чувствовала, как они радуются нашим планам, благословляют нас. Мои любимые горы. Мужчина моей мечты. Я была на седьмом небе от головокружительного счастья.

Через несколько дней мы прибыли в Аспен — город, где я прожила больше десяти лет. Кен понравился моим родителям. Он понравился моему брату и невестке. Он понравился всем моим друзьям. Одна моя сестра позвонила, чтобы поздравить меня. Другая моя сестра, чем-то обеспокоившись, позвонила, чтобы задать мне несколько вопросов и убедиться, что это всерьез. Этот тест я успешно сдала. Мы с Кеном гуляли по моему любимому маршруту, вверх по Ручью Загадок, окаймленному с обеих сторон живописными холмами. Великолепная ледниковая долина, заросшая стройными осинами и могучими хвойными деревьями, с грядами голых скал, отпечатавшихся на фоне кристально чистого голубого неба.

В детстве я гуляла здесь чуть ли не каждый день. Эту долину я воскрешала в памяти всякий раз, когда мне надо было успокоиться. И вот мы были здесь, и нам сопутствовали умиротворяющее журчание ручья, колибри, время от времени проносившиеся стрелой; воздух наполнял мягкий шелест осиновых листьев, а вокруг были цветы — «индейская кисточка», горечавка, астры и водосбор, усеявший все окрестности.

В тот вечер мы отправились в маленькую хижину в осиновой роще, чтобы спокойно побыть наедине. Она выглядела так, словно была построена гномами или эльфами. Огромная, красноватая, заросшая лишайником скала образовывала одну из стен, по углам которой росли живые осиновые деревья, а остальные стены были сложены из осиновых бревен. Можно было пройти совсем рядом с хижиной и не заметить ее — так естественно она вписывалась в пейзаж. Бурундуки чувствовали себя внутри хижины как дома — даже еще больше, чем снаружи. Там мы с Кеном поговорили о будущем и, счастливые, уснули друг у друга в объятиях.

Мы были одни; сидели напротив камина, огонь освещал прохладную ночь, а электричество в доме снова не работало.

— Вот тут, у тебя на левом плече, — сказала Трейя. — Ты видишь?

— Нет, я ничего не вижу. А что надо увидеть?

— Смерть. Она прямо здесь, на твоем левом плече.

— Ты что, серьезно? Ты просто шутишь, да? Я не понимаю.

— Мы говорили о том, каким великим учителем является смерть, и вдруг у тебя на левом плече я увидела фигуру — темную, но мощную. Это смерть, я уверена.

— И часто у тебя бывают галлюцинации?

— Нет, никогда. Я просто увидела смерть на твоем левом плече. Я понятия не имею, что это значит.

Я ничего не мог поделать. Я взглянул на свое левое плечо. И ничего не увидел.

Глава 2 За пределами физики

Свадьба должна была состояться 26 ноября, несколько месяцев спустя. Тем временем мы с головой погрузились в хлопоты. Точнее сказать, Трейя погрузилась в хлопоты, а я писал книгу.

Эта книга под названием «Квантовые вопросы» («Quantum Questions») была посвящена тому примечательному факту, что буквально все великие первооткрыватели современной физики — люди вроде Эйнштейна, Шредингера и Гейзенберга — были в том или ином смысле духовными мистиками; сама по себе ситуация необычная. Самая основательная из естественных наук — физика — пересеклась с самой тонкой гранью религии — мистицизмом. Почему? И что такое мистицизм?

В общем, я собирал высказывания Эйнштейна, Гейзенберга, Шредингера, Луи де Бройля, Макса Планка, Нильса Бора, Вольфганга Паули, Артура Эддингтона и Джеймса Джинса[11]. Научный гений этих людей не подлежит сомнению (все упомянутые, кроме двоих[12], были нобелевскими лауреатами); но самое удивительное, как я уже сказал, это то, что все они разделяли глубоко духовный, мистический взгляд на мир. Казалось бы, меньше всего этого можно было ожидать от передовых ученых.

Суть мистицизма в том, что в самой глубинной части своего «Я», в самом центре своего сознания ты обнаруживаешь единство с Духом, единство с Божественным Сознанием, единство со Всеобщим во вневременной, вечной и неизменной ипостаси. Звучит слишком заумно? Давайте послушаем Эрвина Шредингера, нобелевского лауреата, одного из основателей современной квантовой механики.

«Невозможно, чтобы то единство знаний, ощущений и воли, которое мы называем своим «я», возникло в этом мире из ниоткуда, в конкретный и не очень отдаленный момент времени; разумнее считать, что эти знания, ощущения и воля по сути своей вечны и неизменны и, кроме того, едины во всех людях, точнее сказать — во всех существах, способных к восприятию. Несмотря на то что обыденному сознанию это кажется непостижимым, мы — и все остальные разумные существа — являемся частью друг друга и единого целого. Отсюда следует, что проживаемые нами жизни — не просто элементы общей жизни, но в определенном смысле она и есть то самое Общее… Это описывается священной мистической формулой, чрезвычайно простой и ясной — «я на востоке и на западе, я наверху и внизу, я и есть весь этот мир».

Значит, можно упасть на поверхность матери-земли, растянуться на ней с твердой уверенностью, что ты составляешь единое целое с ней, а она — с тобой. Твое существование так же прочно, ты так же неуязвим, как и она; точнее, в тысячу раз прочнее и неуязвимее. Так же наверняка, как она поглотит тебя завтра, она возродит тебя к жизни заново, причем не единожды, а тысячи тысяч раз, так же как тысячи раз в день она поглощает тебя. Поскольку всегда и вовеки существует только сейчас, одно и то же сейчас, настоящее — единственное, что не имеет конца»[13].