Читать книгу "Твердыня тысячи копий - Энтони Ричес"

Кальг, который поначалу шатался на затекших ногах, когда могучий Маон безо всяких церемоний скинул его на землю, скрежетнул зубами и поплелся рядом с вениконским воеводой. Несмотря на боль в ушибленной голове и ватные колени, на его физиономии по-прежнему играла циничная улыбка.

– «Сегодня мы ужинаем кониной?» А я-то думал, что лучше меня никто врать не умеет!

Друст вновь оглянулся на кромку леса, откуда уже вытягивалась цепочка из всадников, с легкостью бравших склон.

– Смейся, пока весело. Эти скоты так и будут за нами тащиться, пока их полку не прибавится. И уж тогда начнут колоть отбившихся да осыпать стрелами наши фланги. А у тебя, Кальг, и щита нет…

– Нет, вы только полюбуйтесь на него! Вышагивает с таким видом, будто и впрямь имеет какое-то отношение к войне.

Легионер по имени Маний набрал воды в горсть и энергично обтер лицо, смывая запекшуюся кровь, после чего проделал то же самое с волосами, гримасничая, когда ладонь натыкалась на комки грязи. Он еще раз метнул неодобрительный взгляд в сторону примипила Двадцатого легиона, который вальяжно миновал тунгров, громогласно сыпля приказами направо и налево. Маний пихнул соседа в бок:

– Весь из себя такой бравый… Ну конечно, раз уж рубка кончилась. А поговаривают, как дошло до дела, его и близко никто не видел. Один парень из ихней Первой когорты вообще мне шепнул, дескать…

Зычный рык центуриона Ото, ветерана-служаки с изуродованным лицом, заставил его поперхнуться.

– Седьмая, стройся! И хватит ныть, выправить цепь! Для вас, лодырей, работенка нашлась!

Окрики других центурионов понеслись вдоль оборонительного рубежа, который еще на рассвете так стойко держали тунгры. Сотники поднимали людей, вновь формировали шеренги.

– Взять хотя бы нашего Кастета. Вот что значит офицер. Такой завсегда рядом с тобой встанет, коли надо. И с ним шутить ни-ни. Помнится, как-то раз…

– Разговорчики в строю! Еще кого увижу с разинутой пастью, вобью зубы в глотку!

Маний многозначительно подмигнул товарищу, но рот благоразумно открывать не стал. Ото окинул шеренги цепким взглядом, убеждаясь, что все преисполнены внимания.

– То-то же… Седьмая, слушай новый боевой приказ! Поручено вспахать рылом, что не догорело, все переворошить, любые найденные ценности сдать. Учтите, в становище до сих пор прячутся синеносые недобитки, поджидают темноты, чтобы смыться. Поэтому в шалаши и шатры входить сквозь стены, ясно? Если, конечно, не хотите потерять башку. Взрезал мечом стенку, хорошенько оглядел все внутри и, если там пусто, обыскал. Если там кто-то есть, внутрь не входить, а проорать, мол, сдавайся, гаденыш! Коли потребуется, окружайте и выгоняйте скотов копьями. Напоминаю: валить только в крайнем случае. Империя выручает за них неплохие денежки на невольничьих рынках. На Скавра – все помнят трибуна Скавра и на что он способен? – так вот, на Скавра выльют бочку дерьма, если мы не доставим ему десяточек-другой живьем. А дерьмо всегда течет сверху вниз! Далее: внутри шалашей и шатров возможны находки в виде оружия и предметов личной роскоши. Если узнаю, что кто-то что-то скрысятничал, пеняйте на себя. Считайте, что порка перед строем обеспечена, но сначала дам понюхать вот этого… – Он вскинул кулачище, испещренный шрамами давно позабытых сражений. – Вопросы? Нет вопросов! Седьмая-я… МАРШ!

Развернутые в цепь центурии потянулись по склону, оставляя без внимания дымящиеся головешки на месте шатров и шалашей, сосредоточившись только на тех, что не сгорели во время битвы. Время близилось к полудню, солнышко ласково пригревало, и никому не хотелось лезть из кожи вон. Солдаты брели лениво, правда, с оглядкой на сотников; порой что-то действительно попадало в руки – то кем-то потерянная ценная вещица, то забившийся в угол варвар. Наконец когорта добралась до площадки, которую раньше занимало племя вениконов.

Подойдя к очередному шатру, контуберний Мания в который раз занялся одним и тем же делом. Десятник привычными взмахами рассек ткань, сделав разрез в форме перевернутой буквы «V», и опасливо посмотрел в полумрак. Мгновение спустя он предостерегающе крикнул:

– Тело!.. Похоже, жмурик… – Прикрывшись щитом, он шагнул внутрь, держа кинжал наготове. Осмотрелся. – Чисто!.. Та-ак, а это что? – Пнув скорчившийся труп в плечо, он обнаружил под ним какой-то деревянный ларец. – Ну-ка, ну-ка… Поди, обычное дикарское барахло… ложечки-ножички, застежечки…

Он сунул украшения себе в кошель и вдруг нахмурился, заметив нечто блестящее в кулаке распростертого варвара. Десятник нагнулся, чтобы разогнуть судорожно сжатые пальцы, чувствуя, как быстрее забилось сердце.

– Эге! вот так штучечка, аж вся сверкает… – Он обернулся к разрезу в полотнище, негромко позвал солдата, что стоял снаружи, и показал ему находку. – А уж тяжеленькая-то! Весит не меньше моего кинжала! Кастету, что ли, сказать…

Выражение лица десятника говорило о противоположных намерениях. Его товарищ поглядел на сокровище и кивнул в ответ на невысказанное мнение:

– Ну да, ну да. Пусть старый хрыч заберет себе все денежки, которых нашему контубернию до конца дней хватит. Нет уж, дудки. Мы за эту вещицу кровь проливали, нам и владеть. Спрячь быстренько за доспехи, слева, чтоб еще и щитом прикрывало. Считай, это наша пенсия.

– Сегодня мы их не остановим.

К вечеру вениконы преодолели с дюжину миль на северо-восток от дымящихся руин становища и упрямо продолжали двигаться, сопровождаемые римской конницей с тыла и обоих флангов. Измочаленные щиты и окровавленные копейные жала красноречиво излагали историю похода, но за каждые полдесятка вениконских трупов, оставленных в глинистом месиве лесных склонов, конница заплатила по всаднику. Не покидая седла, трибун Лициний следил с одного из боковых холмов за варварами, что устало плелись по тощему дерну возвышенности под неспешно угасавшим солнцем. Наконец он решительно бросил группе сопровождавших его декурионов:

– До темноты они успеют сделать еще несколько миль, а вот ночной привал им придется устраивать на открытой местности. Нам следует вернуться к основным силам. Что людям, что лошадям необходим отдых, пища, а с утра вновь приступим к делу. На сегодня, думаю, хватит. Насмотрелись.

Действительно, еще днем его люди со щемящим сердцем наблюдали, как оборонялись вениконы. Они сдергивали всадников с седел и, навалившись всем скопом, добивали их с такой дикостью, что последние минуты злосчастных были сплошным воплем ужаса и боли. Любой конник, бросавшийся в таких обстоятельствах на выручку, лишь подписывал собственный смертный приговор. Кавалеристы в бессильной ярости наблюдали за скорой и жуткой кончиной своих соратников. Для людей, приученных ставить благополучие скакуна впереди личных интересов, горечь усугублялась судьбой осиротевших лошадей, которых втаскивали в гущу варваров и тут же забивали. Дымящиеся туши мигом разделывались. Первоначальный пыл латинян быстро угас, когда стало ясно, чем грозит приближение к орде, чей побег римляне пытались пресечь. Оставалось лишь закидывать вениконов проклятиями да угрозами, а так по большей части конники попросту тряслись ленивой переступью поодаль, погрузившись в угрюмое молчание и изредка бросая мстительные взгляды на варваров, которые охотно тащили на себе и собранное с римских трупов оружие, и куски свежей конины.