Читать книгу "Грех и святость русской истории - Вадим Кожинов"

Величие Киева имело к этому времени в большей мере исторический, нежели живой современный смысл. Мощь и действенность Руси уже сосредоточились на севере. Это, кстати сказать, со всей ясностью выразилось в «Слове о полку Игореве», где после рассказа о вызванном набегами половцев «золотом слове, со слезами смешанном», тогдашнего киевского (уже, в сущности, областного…) князя Святослава, правившего с 1176 по 1194 год, звучит обращение к князю Владимирскому Всеволоду Большое Гнездо (внуку Владимира Мономаха): «Великий князь Всеволод! Не помыслишь ли ты прилететь издалека, отцовский золотой престол поберечь? Ты ведь можешь Волгу веслами расплескать, а Дон шлемами вычерпать»… и т. д. (перевод Д.С. Лихачева). То есть Киев предстает уже только как отцовская реальность (отец Всеволода Юрий Долгорукий в самом деле был последним князем, при котором Киев еще оставался реальной столицей), а сыновья уже перенесли в далекий край наследное могущество.

Один из крупнейших русских историков новейшего времени А.Н. Насонов доказывал, что еще в начале XII столетия отец Юрия Долгорукого, Владимир Мономах (правил в 1113–1125 годах), замыслил перенести центр Руси к северу,[7]хотя окончательно осуществил это в 1157 году его внук, старший брат Всеволода Большое Гнездо Андрей Боголюбский,[8]вполне сознательно и добровольно ушедший в 1155 году из Киева во Владимир, где он (беру только одну сторону дела) за кратчайший срок выстроил монументальный собор Успения Богоматери (1160) и церковь Покрова Богородицы на Нерли (1165), которые не только не уступали зодческим достижениям Киева, но и в определенных отношениях далеко превзошли их и принадлежат к величайшим творениям мировой архитектуры.

Создание новой столицы – и это, конечно, имело исключительно важное значение – было неразрывно связано с традицией Киева. Начать с того, что сам тот ландшафт, в котором Мономах основал город Владимир, был во многом схож с киевским (это отмечено целым рядом исследователей), особенно если учитывать, что Клязьма в XII веке являла собой могущую быть сопоставленной с Днепром, гораздо более полноводную реку, чем ныне. Нет оснований усомниться в том, что Владимир Мономах избрал место для строительства города-крепости исходя именно из этого. Но и его внук Андрей Боголюбский предпочел сделать своей столицей этот совсем еще юный город (хотя поблизости находились уже и тогда старинные крупные города – Ростов и Суздаль), основываясь, по-видимому, на тех же соображениях.

В 1164 году Андрей создал монументальные Золотые ворота Владимира, с очевидностью соотнесенные с киевскими. А киевские Золотые ворота, в свою очередь, восходили к цареградским, константинопольским. Нельзя переоценить и тот факт, что, отправляясь в 1155 году навсегда во Владимир, Андрей Боголюбский взял с собой, как сказано в Лаврентьевской (составленной, кстати, уже именно во Владимире) летописи, «икону святую Богородицю, юже принесоша в едином корабли с Пирогощею из Царяграда… и украсив ю и постави и в церкви своей Володимери».[9]

Речь идет об одной из двух (вторая – «Богородица Пирогощая») наиболее ценимых на Руси икон византийского происхождения Богородицы, именуемой Умиление (Елеуса). Известнейший искусствовед В.Н. Лазарев (1897–1976) отметил: «Можно было бы многое сказать… о той колоссальной роли, которую Владимирская икона сыграла в развитии русской государственности и культуры… Фигурируя почти во все критические моменты русской истории (впоследствии, в 1480 году, она была перенесена из Владимирского Успенского собора в Успенский собор Московского Кремля. – В.К.), Владимирская икона неизменно оставалась одной из наиболее почитаемых святынь России».[10]Нельзя не сказать и о том, что в Древней Руси эта икона считалась творением евангелиста Луки и, таким образом, символизировала связь Владимира не только с Константинополем, но и с древнейшим, первоначальным христианством.

Исследователь Н.Н. Воронин, посвятивший жизнь культуре и истории Владимирской Руси, писал, что в деятельности Андрея Боголюбского выразилось стремление «всеми средствами поднять и укрепить значение своей новой столицы и доказать ее равноправие с «матерью градов русских» Киевом и самим «восточным Римом» – Царьградом».[11]

Вместе с тем в новом центре Руси возникают и совершенно новые черты государственности, культуры, духовности. Так, именно здесь складывается столь существенный для последующего русского бытия проникновенный культ Богородицы: «…Андрей Боголюбский установил во Владимире особое почитание Богоматери. Ей ставились храмы, ей организован был новый праздник – Покрова… Летопись времени Андрея Боголюбского и строилась как цепь чудес Богоматери. Летописцы стремились доказать, что Владимир и владимирские князья находятся под особым покровительством Богоматери… Это настойчивое восхваление Богоматери начинается в летописи приблизительно с 1160 года – с года построения во Владимире собора Успения Богоматери…»[12]

Разумеется, это только одно из выражений новой эпохи русского исторического бытия. Но нам сейчас важнее задуматься о другом – о том, что новое бытие в глубине Руси создавали в основном люди, пришедшие из собственно Киевской, южной Руси.

Как уже сказано, начало Владимирской Руси положил – вполне осознанно или, быть может, без такого прямого осознания (но это в определенном смысле еще более значительно, ибо свидетельствует о непосредственном проявлении в действиях личности воли самой Истории) – один из величайших киевских князей, Владимир Мономах. Тут надо учесть, что еще совсем юным, тринадцатилетним, Мономах был послан своим отцом Всеволодом Ярославичем княжить в Ростов, где и находился до 1076 года; сюда в 1074 или 1075 году была привезена его супруга, дочь свергнутого и убитого норманнами короля Англии Гита. Затем отец перевел Мономаха в Чернигов, но Ростово-Суздальская земля осталась его «отчиной». И очень характерно, что в 1093 году Мономах посадил в Ростове своего старшего сына – Мстислава Великого, а позднее, когда последний стал княжить в Новгороде, в Ростов был отправлен Юрий Долгорукий. В 1108 году Мономах приехал к этому сыну, чтобы женить его уже не на европейской принцессе, а на дочери знаменитого половецкого хана Аепы (в этом выражалась забота о «внутренней», а не внешней политике Руси), и основал город Владимир.[13]