Читать книгу "Мифы и реалии Полтавской битвы - Александр Широкорад"

Сразу же после Люблинской унии начался процесс полонизации малороссийской знати, закончившийся где-то в 1620—1630 гг. В ходе этого процесса малороссийское дворянство приняло католичество, польский язык, польскую одежду, польскую культуру и т. д. В конце концов потомки русских князей и бояр стали считать себя поляками.

«В 1610 г. один из выдающихся православных деятелей Мелетий Смортицкий в скорбном трактате “Тренос, или Плач по Святой Восточной Церкви” так писал об утрате православной Русью ее знатнейших родов: “Где дом Острожских, славный пред всеми другими блеском древней веры? Где роды князей Слуцких, Заславских, Вишневецких, Сангушков, Чарторыйских, Пронских, Ружинских, Соломирецких, Головчинских, Крашинских, Мосальских, Горских, Соколинских, Лукомских, Пузин и другие, которых сосчитать трудно? Где славные, сильные, во всем свете ведомые мужеством и доблестью?..” Вопрос, конечно, риторический, ибо все прекрасно знали, где теперь эти знаменитые семьи украинских магнатов: в польско-католическом лагере»[8].

В чем-то этих людей понять можно. Речь Посполитая и Швеция отгородили Московию от европейской культуры. Ну

и московские владыки тоже воспринимали западную культуру без особого энтузиазма.

Западные книги, танцы, одежда – все это привлекало малороссийских дворян. Ну а кто из юных малороссийских дворянок мечтал стать московской затворницей, а не плясать на балах, ездить на охоту, посещать театры и т. п.?

В итоге Малая Русь и Белая Русь потеряли свое дворянство, за 40—60 лет превратившееся в польских шляхтичей. Но мещанство в городах и особенно селянство осталось православным и верным своему языку и обычаям.

Мало того, в Малороссии, особенно в южной ее части, появилась социальная прослойка – казачество. Ведь для отражения чуть ли не ежегодных набегов крымских татар Малороссии требовались тысячи воинов. Ну а специфика Речи Посполитой не давала возможности держать сильные польские гарнизоны на южной границе – «украине». Волей-неволей польским властям пришлось признать казаков в качестве иррегулярного войска – реестрового казачества.

Ниже Канева на Днепре начинались многочисленные протоки, образовывавшие не менее трехсот островов, поросших плавнями. Там находилось девять страшных больших Днепровских порогов, а также множество заборов. Заборы – те же гряды диких гранитных скал, разбросанных по руслу Днепра, как и гряды порогов, но не пересекавшие реку от одного берега до другого, а занимающие только ее часть, преимущественно с правого берега, и таким образом оставлявшие у другого берега свободный для судов проход. Всего на Днепре в запорожских пределах насчитывалось заборов 91.

Там жили знаменитые запорожские казаки. Откуда же они взялись? Почти все дореволюционные и советские авторы утверждают, что запорожцы – потомки крестьян, бежавших от гнета польских помещиков. Так, один из самых авторитетных историков запорожского казачества Д.И. Яворницкий цитирует летопись: «Поляки, приняв в свою землю Киев и малороссийские страны в 1340 году, спустя некоторое время всех живущих в ней людей обратили в рабство; но те из этих людей, которые издревле считали себя воинами, которые научились владеть мечом и не признавали над собой рабского ига, те, не вынеся гнета и порабощения, стали самовольно селиться около реки Днепра, ниже порогов, в пустых местах и диких полях, питаясь рыбными и звериными ловлями и морским разбоем на бусурман»[9].

Первые упоминания о запорожских казаках относятся к концу XV – началу XVI веков. Между тем Киевское княжество было передано полякам только Люблинской унией в 1569 г., а до этого никаких ляхов в среднем течение Днепра не было, как не было там и крепостного права. Так что теорию возникновения запорожских казаков из беглых крестьян придется оставить как несоответствующую реалиям того времени. Я же берусь утверждать, что первые запорожцы были местными жителями.

Русские летописи с 1147 г. упоминали о таинственных бродниках, живших в низовьях Днепра. В 1246 г. итальянский путешественник Джованни дель Плано Карпини писал, что с 4 февраля ехали в «ничейной зоне», где не было власти русских князей, и лишь 23 февраля впервые встретили пограничную татарскую заставу. Местные же жители подчинялись какому-то ватману (атаману) Михею. Таким образом, 300—400 км в нижнем течении Днепра контролировались местными атаманами.

Задам риторический вопрос: стоило ли потомкам бродников уходить из столь благодатного места как Великий луг, где было немыслимое число зверя, птицы, рыбы и «девятидюймовых» раков. А главное, Великий луг с непроходимыми плавнями и лесами, протоками, лиманами и озерами представлял собой идеальную защиту от татарской конницы и от регулярных польских войск.

Так возникло независимое государственное образование – Запорожская сечь. Туда отправлялись толпы добрых молодцев, мечтавших о воинской славе и богатой добыче. Условие принятия в войско была лишь одно – принадлежность к православию. Замечу, что запорожцы вплоть до самого упразднения Сечи в 1775 г. считали себя русскими людьми, ходили под малиновыми знаменами, а все их грамоты написаны на языке, мало отличавшемся от русского языка того времени. Вопреки басням «оранжевых» историков, никто из них никогда не считал себя «украинцем» и не носил жевто-блакитных флагов.

Малороссийское дворянство (теперь уже панство), естественно, переняло не только культуру, но и буйные нравы поляков. В Малороссии паны учинили тот же беспредел, что и в этнической Польше.

Пан мог безнаказанно отнять земли, имущество и крестьян у более слабого соседа. Но, в отличие от Польши, обиженный в Малороссии мог поднять казаков, да и простых крестьян, видевших в панах иностранцев и врагов православной веры. Именно так начинались все казацкие восстания.

Так, осенью 1591 г. белоцерковский староста Януш Острожский силой захватил именье шляхтича Кристофа Косинского. А сей шляхтич, во-первых, еще не успел перейти в католичество, а во-вторых, участвовал в качестве казачьего гетмана в ряде походов на турок и татар. Косинский собрал отряд из реестровых казаков и запорожцев и 19 декабря 1591 г. напал на Белую Церковь. В Малороссии началась трехлетняя казачья война.

Жила-была в городе Остроге семья мещанина Наливайко. У него было два сына, Старший Дамиан (Демьян) состоял придворным попом у князя Константина Острожского. А младший Северин служил пушкарем в частной армии у того же Константина Острожского и отличился в войне Острожского против казаков Косинского. Все бы было хорошо. Отличил бы его пару раз Острожский, и стал бы Северин польским шляхтичем, и воевало бы его потомство 400 лет с Россией, а сейчас служило бы в войсках НАТО. Но судьба-индейка распорядилась иначе. У старика Наливайко был небольшой участок земли в Гусятине. Он приглянулся богатому шляхтичу Калиновскому. Пан, не долго думая, захватил надел, а старика велел избить палками так, что тот на следующий день отдал Богу душу.