Читать книгу "Холодная страсть - Маргарет Роум"

Так как она не отвечала, его глаза потемнели от испуга, он выпрямился, подбежал к звонку и нажал его кнопку сильно и непрерывно, видимо, вызывая Кэт. Когда он вернулся к ее кровати, она уже сумела совладать со своей слабостью. Опущенные веки скрывали от нее его лицо, но она могла ощущать его близость в напряженной тишине, заполнившей комнату. Хотя он и не говорил ничего, она, казалось, чувствовала, как он изучает глазами ее лицо в течение бесконечных секунд, и попытки сохранить спокойствие забрали у нее так много сил, что поспешное появление Кэт принесло ей неописуемое облегчение. Он обменялся со старухой несколькими скупыми словами, прежде чем выйти из комнаты, и чувствовалось такое ощущение разрядки напряжения, с каким Джорджина не могла бороться. Беспричинно страдая, она упала в ласковые руки Кэт и плакала до тех пор, пока не забылась сном.

На следующее утро она была взбешена на себя саму, когда вспомнила свое, казавшееся ей унизительным, состояние в предыдущую ночь. Освежающий сон прогнал физическую слабость, на которую она с радостью свалила вину за те неустойчивые эмоции, что сделали ее уязвимой для той силы, которую Лайэн Ардьюлин скрывал под защитной маской простого обаяния. Если и надо было найти какое-либо предупреждение об этой силе, то она нашла его вчера, когда прогуливалась по картинной галерее и изучала дюжину или более семейных портретов предшествующих старейшин клана. Они выглядели буйными мятежниками, все как один, с чужими жуликоватыми бровями, озорно нависавшими над голубыми глазами, светящимися чувством юмора; надменно расширенные ноздри, и губы, способные даровать вихрь поцелуев взятым в плен девчонкам или извергать ядовитые тирады дерзкой брани на врагов. Все старейшины были нарисованы небрежно опирающимися на один и тот же широкий выступ камня у камина, в котором была глубоко вырезана семейная эмблема: орел с крыльями, расправленными перед полетом, и под ним девиз: «Мы готовы на все!».

Даже учитывая небрежную простоту костюма для верховой езды, который Лайэн выбрал для позирования, и руку художника двадцатого века, рисовавшего его, но то же самое мятежное чувство гордости, заставлявшее его диких предшественников грабить и мародерствовать на их пути через всю ширь Ирландии к беспредельной власти на западном побережье, было и в его портрете для любого человека, имеющего глаза, чтобы видеть. «Мы готовы на все!»

Первый старейшина был готов на все, чтобы завоевать приз, которым стала Орлиная гора. До каких пор готов идти сегодняшний старейшина, чтобы сохранить его?

Она вздрогнула и выскользнула из кровати, пересекла комнату и подошла к окну, чтобы снова взглянуть на вид, притягивавший ее со странным постоянством. Лайэн Ардьюлин, признала она, обладает тем сверхоружием, какое предыдущие члены его клана сочли бесполезным в эру примитивной простоты, но в современном искушенном обществе оно окажется неоценимым, и это — неискренность. Никогда нельзя сказать с определенностью, по какому пути он будет идти, так что Джорджина знала, что лучшей защитой будет ее ледяной, колючий разум, которым она пользовалась с таким успехом в бизнесе. Никоим образом, никогда нельзя позволить себя обескуражить. Как ей быть, например, если он вместо того, чтобы играть роль ограниченного обаятельного человека, какой придерживался до сих пор, сменит амплуа и позволит излиться тем страстям, которые, как она знала, таятся в тени его дружелюбия? Нервная дрожь страха прошла по ее жилам при этой мысли, и ее глаза, серые, как торфяной дым, расширились от дурного предчувствия. Когда она подумала о такой опасной возможности, то невольно выдала свое возбуждение нервным пощупыванием широкой шторы, прикрывавшей окно. Слава Богу, ее голова стала опять ясной; за исключением беспокоящих обмороков, которые теперь случались только при сильной усталости, она почти совсем вернулась к норме. Если она проконтролирует себя и постарается избегать его общества в минуты слабости, то не будет ни малейшей возможности повторения ужасного события прошлой ночи.

После завтрака и после того, как он убедился, что гостья чувствует себя вполне хорошо, Лайэн предложил Джорджине сопровождать его к одному из своих арендаторов. Она с готовностью согласилась, не особенно думая о пользе прогулки, и поднялась в свою комнату за пальто, а он пошел побеспокоиться о транспорте. Она еще не была готова и собиралась выйти через несколько минут, когда удививший вид его, подъезжавшего к фасаду дома в живописном ирландском кабриолете, запряженном кобылой, резво вздергивающей ноги между оглоблями, заставил ее молчать до тех пор, пока он не соскочил к ней с готовностью помочь ей усесться.

Заливистый смех овладел ею, когда он подсадил ее в кабриолет, и, усевшись, она ощутила незнакомое чувство раскачивания, причем ее ноги опирались на узкую деревянную планку. Кобыла негромко заржала и сделала грациозный шаг вперед, как бы понимая ее веселье и возмущаясь им, и Джорджина вскрикнула и нервно ухватилась за край кабриолета, когда внезапный рывок чуть не лишил ее равновесия.

Лайэн издал какой-то звук вроде идущего из глубины горла смеха.

— Не надо нервничать, — успокоил он ее. — Шина в наших условиях гораздо более удобный вид транспорта, чем любой из ваших хваленых американских автомобилей, и при этом гораздо менее темпераментна, я гарантирую.

Он вскочил на сиденье кучера и похлопал ладонью по свободному месту рядом с собой:

— Как ты предпочитаешь: разместиться здесь, лицом вперед, или ты чувствуешь себя спокойнее там, где сейчас сидишь? — спросил он. Эти двусмысленные слова сопровождались требовательным блеском глаз, который Джорджина сочла вежливым не заметить, однако ее щеки слегка порозовели, когда после ее ответа:

— Спасибо, мне здесь очень удобно, — он откинул назад свою темную голову и громко рассмеялся, прежде чем натянуть вожжи и подбодрить Шину пощелкиванием языка, которое кобыла сразу же поняла как сигнал к началу движения.

Джорджина расслабилась на своем сиденье и стянула с себя пальто — было мягкое безветренное утро и солнце уже начинало греть. Она начала испытывать приятное чувство от подскакиваний и раскачивания в такт движениям быстроногой кобылы, и первое настоящее впечатление от местности вне пределов Орлиной горы было захватывающим.

Они все еще были довольно высоко, однако дорога постоянно спускалась к долине, покрытой пышной зеленью, в глубине которой покоилось озеро, поверхность которого имела молочный оттенок и которое она видела из своего окна. Позади нее крепость — они уже достаточно удалились от нее — казалась прикрепившейся с орлиной цепкостью к черной горе, которая как бы породила ее, и даже лучи солнца, падающие на нее, не могли придать этой унылой массе хоть какую-то привлекательность.

Джорджина отвернулась от этого пугающего величия, чтобы насладиться нежной красотой склонов долины. Было очень тихо, и только ритмичное постукивание копыт Шины по твердой дорожке нарушало гнетущее спокойствие, и ни одна струйка дыма из трубы не виднелась в неподвижном воздухе. Когда они достигли подножия горы, ей показалось, что она находится в гигантском амфитеатре, где горы поднимались над горами, покрытыми вереском. В укромной долине, защищенной от атлантических ветров огромными спинами скал, обильная растительность контрастировала своей темной зеленью с укрытыми тенью торфяными болотами.