Читать книгу "Воспитанница любви - Ольга Тартынская"

За ужином он опять много пил, несмотря на мягкие запреты Евгения и недовольные взгляды Браницкой. К великой досаде Веры, на ужин явился неизменный Алексеев. Он, конечно, сел рядом с воспитанницей. Вольский, будучи визави, сквозь прищуренные ресницы бесцеремонно разглядывал его. Вера могла поклясться, что слышала, как он пробормотал:

– Кружит коршун…

Девушка боялась скандала, Алексеев же, кажется, ничего не замечал. Княгиня была мрачна. Один Евгений силился рассеять сгустившуюся атмосферу. Он рассказывал о визите в известный салон Марьи Дмитриевны Ховриной.

– Милейшая дама! Как все московские, демократична во вкусах, любит окружать себя молодежью из начинающих талантов. Не смотрит на происхождение и семинаристов жалует. Хороший стол, простой, сытный, по-русски. Для многих ее посетителей это немаловажно.

Браницкая слушала внимательно и только спросила:

– Она молода? Хороша собой?

Вера уловила в интонациях ее голоса ревнивые нотки.

– Мне трудно судить, – слегка смешался Арсеньев. – В моей душе есть образец, рядом с которым все меркнет… – И он взглянул на княгиню неприкрыто влюбленно и страстно.

– Ну тогда расскажи еще, куда мы поехали после, – вмешался Вольский, безуспешно пытавшийся раскурить трубку.

Наблюдательная воспитанница увидела, как лицо Евгения постепенно заливается яркой краской, что казалось невероятным при его бледности. Он с упреком и мучительной мольбой взирал на приятеля, надеясь заставить его молчать. Однако было уже поздно: княгиня живо заинтересовалась:

– Очень любопытно: куда же? Непременно расскажите, Евгений Дмитриевич!

Алексеев весьма противно захихикал. Юный поэт не выдержал пытки. Он выскочил из-за стола и опрометью бросился вон из дома, впервые, пожалуй, проявив подобную неучтивость. Браницкая помолчала, поджав губы, но все же переспросила:

– Так куда же, Андрей Аркадьевич, ездили вы после Ховриных?

Вольский шутливо поцеловал ей ручку и с гусарской лихостью ответил:

– К девкам, мадам!

Браницкая метнула взгляд в сторону воспитанницы:

– Вера, ступай спать!

Девушка не смела ослушаться. Попрощавшись с гостями – причем Вольский недопустимо долго лобызал ее ручку, – Вера, слегка обиженная таким поворотом событий, отправилась к себе в комнату. Дуняша стала выспрашивать, отчего барышня грустна и почему так рано ложится спать. Вере необходимо было выговориться, ее переполняли впечатления, и она выложила невольной наперснице все такие странные события дня.

– Скажи, Дуняша, что, Андрей Аркадьевич часто таким бывает? – спросила Вера, завершив рассказ.

– Хмельным-то? Да что вы, барышня! Сама вижу да от их камердинера знаю: не любят они пьяных и сами редко потребляют, чтоб напиться. Должно, что-то случилось.

Пока Дуняша причесывала ее прекрасные темные волосы и заплетала их на ночь в косу, барышня в задумчивости смотрела на себя в зеркало.

– Скажи, Дуняша, – наконец спросила она, – вот если бы тебе довелось выбирать, ты кого бы предпочла, Евгения Дмитриевича или Андрея Аркадьевича?

На конопатом и курносом личике горничной обозначилось мечтательное выражение. Она вздохнула:

– Да что Евгений Дмитрич, он и не смотрит ни на кого, только на их светлость. Оно конечно, и красив-то и статен, только вот хворает. Жалко его, сердешного…

Вера нетерпеливо перебила ее с надеждой в голосе:

– Так ты бы Евгения Дмитриевича выбрала, верно?

Дуняша помялась:

– Ну так ведь и Андрей Аркадьич-то красавец писаный, да веселый, озорной. Уж как взглянет, до души достанет, все струночки зазвенят. Ой, не могу! – вдруг прыснула она и зажала себе рот.

– Ну так как же, Дуняша? – добивалась Вера.

Горничная, вытаращив глаза, прошептала:

– А ведь выходит, что я бы их обоих, сердешных, выбрала!

Вера рассердилась:

– Как это? Что ты говоришь?

– Ей-богу! – хохотала Дуняша. – Что тот, что другой – ну до чего хороши! Так бы и съела!

– Фу, Дуня! Какая же ты глупая! – хотела было окончательно рассердиться Вера, но вдруг тоже расхохоталась.

Когда вовсе уже обессилела от смеха, она махнула рукой:

– Все, иди, иди, я спать буду.

«И то ведь, – думала девушка, зарываясь в подушку. – Даже Дуня теряется в выборе… Евгений! Конечно, Евгений! Ну и пусть он любит княгиню, это пройдет, я ведь моложе, я дождусь… Впрочем, что мне мешает любить его и так? К тому же он болен, его жалко…»

Вера стала представлять юного поэта на болезненном одре. Вот она ухаживает за Евгением. Не спит ночами, ставит ему компрессы, промокает заботливо лоб. А он такой бессильный, немощный. Но ведь придется ей самой переодевать больного, мыть его и… все остальное. Воображение фантазерки никак не продвигалось далее печального бледного лица на подушке. И тут она представила Вольского, возможно, раненного на дуэли или больного лихорадкой. Вот он лежит беспомощный, целиком в ее, Вериной, власти. Ее бросило в жар, стоило только вообразить упрямый профиль, густые белокурые локоны, разбросанные по подушке, обнаженное тело под простыней… Юная мечтательница со сладким замиранием сердца, волнуясь и пылая, создавала в воображении самые рискованные картины, где Вольский принадлежал только ей, ей одной. Сколько это длилось, она не знала, только постепенно грезы сливались со сном, и вот уже во сне девушка видит, как исцеляется ее подопечный, как пробуждаются в нем силы и желания, она чувствует, как его руки обнимают и ласкают ее. Даже запах его улавливает Вера во сне: запах модных духов, вина и табака. Вот Андрей шепчет какие-то нежные слова, приникает к ее губам и целует по-настоящему, совсем не так, как они в шутку целовались с Сашкой, а чувственно, страстно…

С сильно бьющимся сердцем Вера вскрикивает и просыпается. Но сон, казалось, длится и не хочет уступать место яви. Девушка в испуге приподнимается на подушках и в мутном свете ночника видит рядом с собой Вольского!

– Боже милостивый! Что вы здесь делаете? Как вы попали сюда, Андрей Аркадьевич?

Со сна Вера еще плохо понимала, что случилось, сердце бешено колотилось от испуга, и ужас происходящего постепенно доходил до ее сознания.

– Меня провела эта… – Вольский пощелкал пальцами, вспоминая. – Малашка, кажется.

– Зачем?!

– Мне нужно было тебя увидеть, дитя мое, иначе бы я застрелился.

Тут Вера заметила, что на Вольском не было ни сюртука, ни галстука, ни жилета, только тонкая белая сорочка с распахнутым воротом и светлые панталоны.

– Что вы говорите, Андрей Аркадьевич? Почему вы хотите застрелиться?

– Пустое! – отмахнулся Вольский, он все еще был сильно пьян. – Ты спала как ангел, ротик приоткрыт, улыбаешься…