Читать книгу "Запасной инстинкт - Сергей Майоров"

Со следующего дня жизнь бывшего слесаря стала входить в новую колею. Неожиданно начальник ЖЭУ, как-то стесняясь, предложил Матвеичу занять одну из кладовок в подвале дома, где тот жил, а потом и небольшой подработок — уборку снега перед домом. Довольно скоро Матвеич сделал у себя в подвале ремонт. Благодаря его почти золотым рукам в двух кладовых Верника, расположенных под подъездом, возникла очень неплохая по нынешним бомжовским меркам квартира. Жильцы несли ему пустые бутылки и мелочь. Вот именно поэтому Матвеич был бомжем и нисколько этого не стеснялся.

Но однажды раздался этот проклятый крик.

Так кричит человек, когда видит перед собой не смерть, а ее приход. Мужской голос был невероятно высоким.

Матвеич приподнялся на топчане и прислушался.

Тихо.

Матвеич отворил дверь и пошел к лестнице, ведущей наверх, в подъезд.

Две ступени, четыре…

Его ухо уловило какие-то чавкающие звуки. Бывший слесарь все понял, и ему стало жутко.

«Вернись обратно и крепко притвори за собой дверь!» — немедленно приказал ему внутренний голос.

Матвеич как под гипнозом продолжал подниматься по лестнице.

Вот она, полоска света в подъезде. Матвеич сам ввинчивал лампочки и следил, чтобы их не крали.

Сперва он заметил ноги. Они подергивались и слегка елозили по полу. Округлевшими от ужаса глазами бомж увидел густую лужу крови, расплывавшуюся под этими ногами.

«Спрячься!» — взмолилось нутро Матвеича.

Но он сделал шаг вперед и, когда ему открылась вся картина, остолбенел, уже не в силах более двигаться.

Его благодетель Верник лежал на спине и, уже будучи мертвым, в агонии сучил ногами. Лица Андрея видно не было, потому что на его животе сидел кто-то, закрывая спиной всю картину. Что именно происходило, обезумевший Матвеич не знал, точнее — не хотел думать об этом.

Внезапно человек, сидящий на Вернике, замер, помедлил, а потом резко обернулся.

На Матвеича смотрели почти желтые глаза, подернутые пеленой безумия. С перекошенного рта вязкой ниткой свешивалась слюна. Пот везде…

Человек, сидящий на Вернике, встал и сделал шаг навстречу бомжу.

Но тот не смотрел на него. Матвеич как замороженный уперся взглядом в пустые окровавленные глазницы, в которых некогда светились вечным пьяным весельем зрачки Верника.

Неизвестный тип, шамкая ртом как наркоман в состоянии депрессии, сделал еще шаг вперед. На его лице появилась улыбка.

Где-то на втором или третьем этаже хлопнула входная дверь, и раздался стук ведра о бетонный пол. Матвеич взмолился о том, чтобы тот спаситель скорее нес бы вниз свое помойное ведро. Ну, давай же!..

Неизвестный тип услышал то же самое, что и бомж, стер с лица улыбку, быстрым шагом прошел мимо Матвеича и растворился в темноте улицы.

Когда тот оказался рядом, бывший слесарь почувствовал, как его обдало знакомым, но непонятным и страшным запахом.

Он вспоминал этот запах еще три часа, уже сидя в кабинете районных оперативников и тупо глядя в трещину, рассекавшую стену их кабинета. Его спрашивали, зачем он убил Верника, а Матвеич молчал и вспоминал…

Прозрение пришло неожиданно. Он распознал запах лишь тогда, когда в кабинет зашел некто по фамилии Никитин в сопровождении двоих крепких парней.

Так пахнет только что выкопанная яма.

— Водка есть? — спросил Никитин, разглядывая мужика, сидящего на стуле в состоянии анабиоза.

— У меня только местная. Будете? — молоденький оперативник с уважением разглядывал уверенного в себе представителя ГУВД.

— Да не мне, — поморщился Саша. — Ему налей полстакана. Иначе мы в гляделки до утра играть будем.

Матвеич медленно выпил водку как воду и поставил стакан на край стола. Ничего пока не изменилось. Пять ментов продолжали стоять над бомжем из пятого подъезда дома на улице Сакко и Ванцетти.

Внезапно Саморуков шагнул к нему и наотмашь ударил ладонью по щеке. Голова мужика качнулась в сторону, но когда она вернулась в исходное положение, в глазах Матвеича уже зажглись искорки разума.

— Отошел? — с сочувствием поинтересовался безжалостный Мишка.

По глубокому выдоху бомжа все поняли, что он отошел.

— Что произошло? — Никитин придвинул стул и по-ковбойски сел на него верхом напротив слесаря.

— Да что случилось! — воскликнул один из молодых оперативников. — Завалил он Верника!

Стариков повернулся к районным операм и приказал:

— Вышли.

— В смысле? — спросил один из них, прекрасно понимая, что им сказали.

— Я велел выйти, — еще тише, но уже с угрозой проговорил Игорь.

Когда за ними закрылась дверь, Александр снова спросил:

— Что произошло?

— Как выглядел? Лет пятьдесят, наверное, седина есть. Рожа такая гадкая, мерзкая. Перекошенная какая-то. Слюни текут. Ростом вот с него будет. — Матвеич показал пальцем со сломанным ногтем на Старикова. — Гад буду, как вспомню — жить не хочется. Глаза как у желтушника…

Глаза как у желтушника…

— Во что был одет?

— То ли плащ, то ли куртка, измятый весь. Только верхнюю одежду запомнил. Может, и не обратил бы внимания, да полы так странно торчали в разные стороны, словно картонные. Грязная, наверное, одежда-то.

Саморуков хотел было спросить, видел ли бомж какое-нибудь оружие в руках убийцы, но глянул в сторону Никитина и осекся. На лице начальника отдела выступила испарина.

Саша почувствовал, как начинает чуть учащаться пульс на висках, достал из кармана платок и спросил:

— Брови белесые, бесцветные, губы тонкие? Подбородок острый? Верхняя губа чуть выдается над нижней?..

Матвеич вскинул на Никитина удивленный взгляд.

— Точно.

Опера, привыкшие ко всяким закидонам своего шефа, не вмешивались и молча разместились, как на насестах, на столах районных оперативников.

— Лет пятьдесят, говоришь?.. — Саша задумался. — Точно, так и есть. Все правильно.

Немного поговорив с районными оперативниками, Никитин велел притормозить Матвеича до утра, установить его личность, прошлое и после отпустить на все четыре стороны. Садясь за руль, он снова вспомнил события тридцатилетней давности.

— Надо заехать или нет? — уже почти кричал в машине Стариков, прикоснувшись рукой к плечу Никитина.

Александр очнулся от забытья, развернулся с переднего сиденья к Старикову.

— Прости, Игорь.

Стариков вздохнул.

— Саша, я говорю, давай в психушку заедем к этому Русенкову. Душа у меня что-то не на месте. Такое впечатление, что он не больной вовсе. Я, скорее всего, шнягу гоню, потому что такое маловероятно, но мне кажется, будто мужик что-то сказать хочет и боится.