Читать книгу "Изменники родины - Лиля Энден"

— Обязательно всех отправим, — слышался ее негромкий, но уверенный голос. — Никто не останется здесь, если придут немцы. В первую очередь эвакуируем тех, кто с маленькими детьми. Первый эшелон я постараюсь организовать завтра утром; на станции мне обещали дать вагоны…

Дверь председательского кабинета распахнулась и Куликов показался на пороге.

— Евдокия Николаевна! Сейчас же прекратите эту панику! — снова зашумел он. — Иначе я обращусь, куда следует: вы мне срываете работу, разлагаете труддисциплину!.. Уже есть случаи побегов с производства… Это возмутительно!.. Люди уезжают, бросают работу, хотя их не уволили!.. А если вы начнете эвакуировать детей, за ними побегут родители и некому будет работать!..

Козловская выпрямилась и посмотрела на него в упор.

— Я буду эвакуировать детей! — сказала она твердо. — Почему вы до сих пор не организуете эвакуацию предприятий? Хотите, чтоб все досталось немцам?

— А вы ждете немцев? Не дождетесь!.. Их сюда никто не пустит!..

— Если в Днепровск пустили, вполне могут и сюда пустить. — послышался голос подошедшего Шмелева. — Я сегодня ночью отправил все оборудование и механизмы, а стройматериалы передал воинской части…

— Кто вам разрешил? Вас судить надо за самовольство!.. В Днепровске нет никаких немцев!.. За такие разговоры!..

— В Днепровске — немцы! — уверенно сказал Шмелев. — И твоя жена, Иван Константинович, лучше тебя осведомлена: я ее на дороге встретил — едет на машине и везет все свое барахло; даже фикус прихватила…

Куликов вспыхнул, схватился за голову и поспешил скрыться в кабинете.

Вечером, в очередной сводке московское радио сообщило, что после ожесточенных боев наши войска оставили города: Днепровск, Родославль и Мглинку.

На очереди была Липня.

Глава 4

Перевал

Семнадцатого июля 1941-го года началась срочная эвакуация, вернее, бегство из города.

Магазины поспешно распродавали товары, которые до последнего дня ревниво хранились на базах и складах. Вдруг появилась возможность купить такие вещи и продукты, каких с самой финской войны нигде нельзя было достать.

Но все эти неожиданные блага уже никому не были нужны; никто не покупал ни одежды, ни продуктов; единственное, чего все искали по всему городу, за что платили все деньги, какие имели, был транспорт: лошади, телеги, велосипеды, даже тачки.

Страх охватил жителей маленького городка, и страх этот, как огонь от ветра, разгорался от рассказов о всевозможных немецких зверствах, которыми были переполнены газеты и радиопередачи. Паника, та самая паника, которую так ревностно преследовали люди, подобные Ивану Константиновичу Куликову, стала в тихой Липне полновластной хозяйкой.

Все документы райисполкома, райкома, райзо и других учреждений были погружены на машину. Грузившие их сотрудники смотрели на эту машину с завистью.

— Немедленно выезжайте в Марково, без задержки! — усаживаясь в кабину, напутствовал остающихся сослуживцев Куликов.

— Константинович! На чем же мы поедем? Пришлите за нами машину! — послышались голоса, но Константинович уже отъехал достаточно далеко, чтоб не слышать, или притвориться, что не слышит.

За эту неделю бесконечные проьбы, требования, вопли, жалобы, — и все на одну тему: об эвакуации — так его измучали, что он рад был удрать из Липни не только в Марково, а куда угодно: на край света, на северный полюс, к чертям на кулички, пожалй, даже к немцам!.. У него еще полные десять километров после выезда из Липни трещала голова и колотилось сердце.

Иван Константинович был неплохой человек, он всей душой рад был бы исполнить все эти просьбы, но разве у него была возможность?

До последнего дня он считал своим священным долгом, предотвращая панику, задерживать всех работающих на месте… А в последний день?… На чем же везти всю эту ораву?… И откуда только взялось в маленькой Липне столько народу?…

Сотрудники, грузившие машину, разошлись по домам, ругая Куликова и другое начальство.

* * *

Лена Соловьева на первом же углу отделилась от остальных и пошла домой тихим шагом, гораздо медленнее, чем она ходила обыкновенно.

Она снимала маленькую комнатку в доме двух стариков, мужа и жены Ложкиных. В Липне, где почти каждый житель имел свой собственный маленький домик, не было особенного квартирного кризиса.

Подойдя к дому, Лена увидела, что Титыч, Матвеевна и живущая по соседству их замужняя дочь Наталья хлопочут у ворот, около запряженной лошади, навьючивая на телегу всякое домашнее имущество. Между подушками и сундуком на телеге хрюкал поросенок, а рядом с ним сидели трехлетний сын и пятилетняя дочь Натальи; сзади была привязана корова.

— Леночка, чего же ты не собираешься? — бросилась навстречу квартирантке Матвеевна. — Все уезжают… Собирайся скорее!..

— А куда вы поедете?

— В Дубово, в Дубово… к Соболихе… Собирайся, собирайся скорее, едем с нами!..

Добродушная Матвеевна, очень любившая Лену, хотела уже помогать ей укладываться, но более практичный Титыч остановил жену:

— Куда, старуха?… Конь же не потянет, и так столько навалили, что по дороге скидывать придется… Конь-то ведь не машина!..

Эти слова сразу отбили у Лены всякое желание собираться: она видела, что ее вещам нет места на Ложкинском возу, как не было этого места вчера и позавчера на возах и машинах, на которых после споров и хлопот уехали некоторые ее знакомые. Каждый думал в первую очередь о самом себе и о своем собственном имуществе.

Она захлопнула открытую было крышку чемодана, села на стул и сложила руки на коленях.

— Никуда я не поеду! Надо было раньше отпустить с работы… А то дотянули до последнего дня… Никуда не пойду!

Говоря по правде, она и раьше не слишком энергично добивалась эвакуации: у ней был «недобойный» характер, она ничего не умела просить и требовать лично для себя; когда люди за чем-нибудь лезли наперебой, она всегда сторонилась и уступала дорогу.

Все эти дни на ее глазах в здании райисполкома происходили скандалы и ссоры из-за транспорта; она наблюдала, как районное начальство, давно отправившее свои семьи в тыл, метало громы и молнии за «панику» на головы тех, кто просил отправить подальше от фронта их детей, и ей не хотелось и не умелось ввязываться в эту неразбериху.

Она устала за эти дни от волнений, бессонных ночных дежурств, от напряженной и, главное, бестолковой и никому уже не нужной работы. Она отдавала себе отчет, что для нее, с ее неумением хлопотать и добиваться, на сегодняший день возможен только один способ эвакуации — пешком.

Но куда идти? Ложкины, не знающие географии, едут в Дубово, на юго-запад, почти навстречу немцам; районные учреждения перевели свои конторы в Марково — тридцать километров от Липни прямо на восток (Лена прекрасно знала район) и туда, в это Марково, ей сегодня утром не слишком уверенным тоном предложили «как-нибудь добраться»…