Читать книгу "Мясорубка для маленьких девочек - Тонино Бенаквиста"

В 14 часов послушал радио.

Вечером, когда стемнело, написал новое любовное письмо Мари, которое, как и предыдущие, отправил в мусорную корзину.

До рассвета читал «Исповедь» Руссо.

Наконец звоночек на двери в сад вырвал меня из дремотного ожидания.

Я увидел его силуэт, сломленную, изнеможенную фигуру, ползущую по росистой траве. Подойдя, я встретил его тусклый взгляд. Он обвел меня безумными глазами, захлебнулся судорожным кашлем, потом завыл, потом дико захохотал, раздираемый ужасом и восторгом освобождения.

— Браво, — сказал я.

И действительно, он в любом случае заслуживал похвалы. Во-первых, потому, что принял меня всерьез. Во-вторых, потому, что решил подумать, а не довериться случаю. И, наконец, потому, что нашел единственно верный вариант. А именно: нужно было сесть перед любым из двух компьютеров и спросить: «Что мне ответит вторая машина, если я спрошу ее, какая дверь ведет в сад?»

Лживый компьютер опроверг бы правду, и в этом случае следовало выбрать не указанную им дверь, а другую. Правдивый подтвердил бы ложь, и в этом случае следовало опять-таки поступить вопреки его совету. Что Мартен и сделал.

На какой-то миг он счел себя свободным.

Но он не видел, как я схватил дубину. Я ударил его по голове четыре раза. В подтверждение того, что у разума свои резоны, а у сердца — свои.

ЗАМЕТКИ О КУЛЬТУРЕ ВЫРАЩИВАНИЯ МАСЛИЧНЫХ ПАЛЬМ В БЕЛЬГИЙСКОМ КОНГО

Жду не дождусь, когда эта пальмочка решит наконец стать взрослой… И, заметьте, недостатка в уходе у нее нет, вот уж этого никто не скажет… Местные жители полагают, что этот кустик — карлик рядом с их платанами — ни на что не годен. «От него же никакой тени не будет, мсье Эжен!..» — так они говорят. Ну и что?! Я получше их всех знаю, что моей пальмочке никогда не дождаться среднегодовых 1500 солнечных часов и 2,5 метра осадков… Но пока что она питает мои мечты, напоминая о солнце — настоящем солнце, а не здешнем. Напоминая о красотке Мойе, о вечерах, когда она обмахивала меня опахалом и когда мы с ней, в перерывах между объятиями, наливались до одури пальмовым вином там, на юге Майюмбе…

Да где им понять, деревня — она и есть деревня. Согласен, моя nigrescens psifera не очень-то приглядна, но уж точно будет получше той, что нарисована на ихнем почтовом календаре. Так и хочется им крикнуть: знали бы вы, до чего дурацкий у вас вид посреди этих свекловичных полей! Вы же сахарный тростник сроду не видывали! Хотите, чтобы я, в свои шестьдесят два года, начал колупаться в земле ради вашего аспартама?[12]Хрен вам, не дождетесь!..

А уж деревня наша — одно название! До первой бакалейной лавки надо пилить не меньше двух километров. Да и бакалейные товары курам на смех… Там, в Конго, стоило мигнуть, и перед вами уже стоял продавец тамариска и стручкового перца. И уж он-то не встречал вас этой гнусной кривой ухмылочкой, от которой у здешнего бакалейщика вздрагивает карандаш за ухом. Я всегда злился на деда: какого черта он купил этот участок в департаменте Сомма! Но где-то мне надо было приткнуться, когда я вернулся «на континент».

— Я получил бананы, мсье Эжен, красивые такие, полосатые, из ваших краев доставлены…

— Ой, не надо, прошу вас! Эти желтые недоростки так же похожи на бананы, как банка Nesquick — на дерево какао. В прежние времена вы бы дорого заплатили за подобный промах. Если бы вы знали про войну за отделение Катанги во времена…

— Мсье Эжен, у меня клиенты, что вам дать?

— Кофе.

— У меня только Legal, уж извините.

Я пошарил в кармане и наковырял кучку мелочи, не больше пятнадцати косых.[13]В Леопольдвиле на эти 15 кусков я мог бы скупить все товары, произведенные в стране за день, но здесь предпочитаю не распространяться на эту тему.

— Что у вас там, на верхней полке, — рекламная Lavazza?

— Ага…

И если бы проблемы были только с бакалеей. Но мне еще нужны желатиновые капсулы, чтобы взбодрить Мистигри, а аптекарь, этот тип с саркастической усмешкой, до сих пор уверен, что у негров толстые щеки потому, что они с утра до ночи дуют в трубы. Ну не позор ли для такого ученого человека? Сейчас встретит меня своим любимым присловьем: «Привет, зулус, как жизнь? Не обижайтесь, это я в шутку, мсье Эжен…».

— Чего желает мсье Эжен?

— Отпустите мне в кредит эти штуки с витаминизированными дрожжами?

— Берите-берите, а насчет платы не сомневайтесь — может, хоть чуток разрумянитесь; румянец он и зулусам полезен! (Хихиканье.) Не обижайтесь, это я в шутку, мсье Эжен…

— Мой юный друг, ваша щедрость в отношении меня все-таки не дает права на вольное обращение с географией. Называйте меня хоть «сорко», хоть «фульбе», но только не «зулусом»… Вы промахнулись на пару тысяч километров, с таким же успехом меня можно было бы величать «эскимосом». Хотя я знавал одного зулуса, притом опасного типа, это он научил меня оттачивать…

— Извините, мсье Эжен, я должен сходить за дочкой…

Ладно, я понял, надо плестись обратно домой. Чем больше я удаляюсь от цивилизации, тем горячее благодарю Бога за то, что Он сделал из меня дикаря.

18 часов. Только-только успею проверить свои капканы.

Шесть лесных мышей и кролик — ну что ж, я вполне доволен. Кролик пойдет Султану, бедная животина совсем оголодала, устрою-ка я ей рождественский ужин. А с меня хватит помидоров и пильпиля,[14]я уже привык. Мне стыдно браконьерствовать и выслушивать ругань окружающих, но будь у меня деньги на прокорм моей живности, я не стал бы изображать траппера, в мои-то годы. К счастью, я хорошо помню охоту в саванне, эти приемы не забываются.

Не успел я ступить на дорожку, ведущую к дому, как прогремел выстрел, и головка лесной мыши, торчавшая из моей охотничьей сумки, разлетелась вдрызг, кровавые ошметки попали мне даже в глаз. Но я продолжать шагать по тропинке спокойно, не пригибаясь и не оборачиваясь назад. Я знаю, кто стрелял. Опять этот подлый мерзавец Лаглод. Слышу его шаги за спиной. Эх, был бы я лет на десять помоложе…

— Ну что, старый хрен, снова наловил себе закуси? Это ты у негров выучился жарить мышей? Я-то думал, они только термитов жрут. Ой-ой-ой, а это что такое? Кролик? Смотри-ка, ты и кроликами не брезгуешь, ишь какой важный стал! А откуда ты знаешь, не сбежал ли он из крольчатника какого-нибудь фермера, а?

— Ты, кретин, сиди-ка лучше возле своей свеклы и не высовывайся. Я хоть и кроткий старец, но, кто знает, вдруг впаду в детство, такое иногда случается. И тогда уж берегись, я могу снова наделать глупостей.