Читать книгу "Эмигрантка в стране магазинов - Диана Луч"

Как я потом объясняла мужу, что же на самом деле произошло, не спрашивайте меня, пожалуйста. Более того, случившееся вернуло меня к предыдущим размышлениям по кишечной тематике. Я не переставала мысленно благодарить врачей, открывших мне глаза на то, что моим пищеварительным аппаратом запросто можно было обернуть весь земной шар. А как иначе объяснить, откуда у меня взялось столько сил, чтобы без каких-либо усилий разломить кружок унитаза и разрушить стену туалета? Именно тогда в своем представлении я стала выглядеть человеком-легендой. Однако если бы врачи не открыли мне на это глаза, то так бы и пришлось всю оставшуюся жизнь списывать подобные происшествия на «не повезло» и «чего только в жизни не бывает». Говорят же: знание – сила. И это правда!

* * *

Знание вообще сила, а языков – и подавно. Помню, как в одной из бесед с подругой Таней неожиданно выяснилось, что моя мечта устроиться в Стране Магазинов переводчиком была обречена на то, чтобы так ею и остаться, поскольку претендентов на эту работу там насчитывалось несметное количество. Дело в том, что русскоговорящие граждане, сумевшие в последние десятилетия двадцатого века влиться в стройные ряды европейских переводчиков, были еще далеки от пенсионного возраста, а потому не уступили бы своего рабочего места, даже если для этого им пришлось подраться с кем-нибудь на кулаках. Ведь данная профессия относилась к категории приличных и чрезвычайно редко выпадающих на долю эмигранта. Нелишним будет заметить, что переводчики с русского языка на местный в Стране Магазинов были не совсем типичными, главным образом потому, что последний не являлся их родным языком. Проще говоря, по своему происхождению они были какой угодно национальности, но только не русской, и родом из каких бы то ни было стран, но только не из России. Кстати говоря, с некоторыми из них я удостоилась чести лично познакомиться в период своей работы на горнолыжном стадионе. Одна переводчица по национальности была чешкой, другая – полькой, еще было несколько кубинцев и одна украинка из Львова, или, как его теперь называют, Львива. Кстати, вы когда-нибудь слышали, как говорят по-русски во Львиве? Ну так познакомьтесь с кем-нибудь оттуда, настоятельно вам рекомендую, и гарантирую, что от львивско-русской речи у вас останутся незабываемые впечатления на всю оставшуюся жизнь.

Лично у меня оно сформировалось после прочтения «пэрэвода» интернетовской страницы этого стадиона, выполненного той самой львивской дивчиной, числившейся у них официальной переводчицей. В частности, «пэрэвела» она с местного языка на русский вступительную часть текста, которая звучала приблизительно так: «Уважаемые гражданы, наш горнолыжный стадион оснащен самыми новейшими снаряжениями и прикреплен вплотную к огромному лесу, который, как нам бы очень того хотелось, превратился бы для вас в незабываемый пейзаж, в недрах которого многочисленные лыжники наслаждаются быстрой и высококачественной ездой. А также мы здесь располагаем длинной сетью телекабин и кресельных подъемников, в которых, как мы надеемся, вам понравится кататься на высоте птичьего полета с обзором оставшихся внизу достопримечательностей нашего горнолыжного стадиона. Дополнительно вашему вниманию нами предоставляется многочисленный сервис на всех уровнях: от ресторана Макдональдс и уютных питейных заведений до помещения, в котором вы можете хранить свои лыжи за отдельную плату. Все мы, работники горнолыжного стадиона, желаем вам от души кататься по снежным тропам различной сложности! Счастливого пути!» И если вы, уважаемые читатели, наивно полагаете, что этот «пэрэвод» львивская гражданка сделала бесплатно, в качестве подарка стадиону или мести русскоязычному населению, а потому тоже бесплатно, то придется мне вас огорчить – за свой труд она получила щедрое вознаграждение.

Кстати, именно благодаря знанию русского языка меня приняли в качестве непонятно кого на вышеописанный горнолыжный стадион. Случилось это поздней осенью, а о наборе персонала туда мне сообщила соседка Таня. Шутка ли сказать, но в Стране Магазинов, где биржи труда как таковой не существовало, оказалось гораздо проще найти работу, обзванивая своих знакомых, нежели искать ее по газетным объявлениям. Надо заметить, что собеседования по устройству на горнолыжный стадион проходили в таком скоростном режиме, что казалось, будто там набирают людей не на работу, а в армию, куда, как известно, отправляться по собственному желанию никто не хочет. Служащие отдела кадров практически ничего не спрашивали у потенциальных работников, собирая лишь копии документов и подшивая эти бумаги в толстые папки. При первом собеседовании на вопрос, в какой сектор меня отправят трудиться, мне ответили: «Там видно будет». На втором уточнили: «Пойдешь в обслуживание». А на третьем, и заключительном, я узнала, что зачислили меня в кассирши. Однако после того, как я проработала на кассе пару недель, неожиданно выяснилось, что на этой должности требовалось знание как минимум еще двух европейских языков, которыми я не владела, и что первоначально этот аспект кем-то из отдела кадров был упущен из виду. Зато к тому времени я научилась понимать значение некоторых иероглифов, которые мне старательно выписывали на бумажках горнолыжники из азиатских стран, пытаясь выяснить цену входного билета. И вот, однажды утром меня вызвали в отдел кадров, а затем одна из его работниц, пыхтя и хмурясь, принялась обзванивать разные департаменты. Спустя полчаса она сообщила, что нашла для меня другую, более подходящую работу на горнолыжном стадионе. «Извините, где же это?» – полюбопытствовала я. «В бухгалтерском отделе», – ответила она.

То, что это место было привилегированным, я поняла сразу, поскольку среди служащих там не было ни одного иностранца. По структуре офис бухгалтерского отдела напоминал собой общественные туалеты, в которых унитазы отделялись друг от друга тощими непрозрачными перегородками, но место унитазов в данном случае занимали столы. И хотя у кабинета начальницы отдела, Эмилии, перегородка была значительно толще, чем у всех остальных, тем не менее она точно так же не соприкасалась с полом и потолком. В результате, каждое слово, произнесенное в недрах ее кабинета, было отчетливо слышно в любой другой части зала. Помимо главной начальницы, в этом же офисе под ее руководством работало двенадцать заведующих и человек шесть таких же, как и я, обычных служащих. То есть в пропорции начальников было раза в два больше, чем подчиненных. Что же касается времяпрепровождения моих сотрудников по работе, то я бы охарактеризовала его как процесс реализации взаимной критики и доносов, приятно перемежающийся с часовым выполнением прямых должностных обязанностей. «Во накрутила!» – решит кто-нибудь из вас, уважаемые читатели. Дело в том, что каждое утро все, за исключением меня, работники нашего отдела на двадцать-тридцать минут вызывались начальницей в свой кабинет для индивидуальных бесед. Сама Эмилия называла эти разговоры совещаниями, в ходе которых собирала информацию обо всех подчиненных своего отдела. Другими словами, по утрам мои сотрудники по работе закладывали друг друга в кабинете у начальницы, дверь в котором, по существу, не выполняла своей функции, вследствие чего все остальные коллеги, находившиеся в зале бухгалтерского отдела, прекрасно слышали, о чем же там говорилось. Проанализировав все сказанное в их адрес в промежутке с девяти часов утра до полудня, уже ближе к обеду мои сослуживцы начинали бурно выяснять отношения, нападая друг на друга: «Ты почему Эмилии про меня такое сказал?», – а сразу после этого следовало: «Да как ты смеешь! У тебя нет на это права! На себя посмотри!» Кульминацией была чудовищная ругань в середине дня, которая к вечеру утихала, и буквально за час до окончания служебного дня все вдруг наконец-то вспоминали о работе и разом начинали куда-то звонить, что-то считать, подписывать, отправлять факсы, рассылать письма. И это повторялось каждый божий день.