Читать книгу "Венеция - это рыба - Тициано Скарпа"

Сирены растягивают корабли в отдалении, расширяют пределы порта, простирая их в небо.

По ночам тебя будят кошачьи разборки. Их участники вызывают друг друга на поединок, заливаясь неистовым визгом заодно с течкой. Шмыгают в узкие проходы кошки, остервенело лают собаки, тишком возятся мыши. Около часа ночи на улицы выходят серые крысы пантеганы[37]— дырявить выставленные наружу пластиковые пакеты с мусором. Они ныряют в каналы и переплывают их, чтобы подобраться к залежам мусора. Название пантегана происходит от mus ponticus — мышь понтийская, то есть приплывшая к нам с Понта Эвксинского — Черного моря. В Средние века эти серые крысы занесли к нам на торговых галерах с Черного моря "черную смерть" — чуму, скрытую в укусе блох. Церковь Реденторе[38]на Джудекке и базилика делла Салюте знаменуют победу над чумными мышами, это памятники истреблению грызунов.

Ты разгуливаешь с томиком Пасколи,[39]проверяя на практике его звукопись языка птиц. Однозвучные горлицы выучили только звук "у". Они здороваются по имени, и все как одна зовутся Гурлулу. Славки-черноголовки, дрозды, стрижи, скворцы, соловьи и прочие неопределенные чирикающие, гнезда свистулек, ветки, зацветшие дудками, судейские свистки на ножках.

Взлетая, голуби шумят крыльями как чихающий стартер или заевшая передача. Воробьи бесшумно таскают твои чипсы, пока ты потягиваешь аперитив за столиком под открытым небом.

Летом микроэлектропилы цикад работают как датчики. Они сообщают в центр координаты садов, затаившихся между домами. Спецслужбы разбросали их с вертолета словно электронных жучков.

Чайки кружат, клича, над лотками Санта-Маргериты. Торговцы рыбой подбрасывают в воздух летучих рыб, легких сардинок. Лазоревые рыбки летят в небесную лазурь. Чайки глотают их на лету. Они следуют за тобой рядом с теплоходами, неподвижно повиснув в метре от твоей руки. Летят со скоростью баттэлло и ждут, когда ты подкинешь им кусочек.

В лагуне проложены невидимые дороги в самой толще воды. Это судоходные каналы с более глубоким дном. Двойной ряд деревянных свай обозначает водный путь, позволяющий кораблям обходить мели. Чайки отдыхают на верхушках свай, сидя на одноместном кругляшке размером с блюдце. Они проводят сиесту на причальных сваях каналов. Просыпаются они разом, договариваясь о свидании на Дзаттере, вместе с пенсионерами и старушками, вытряхивающими на тротуар сухари и корки тостов.

На поверхности каналов лопаются пузырьки. Их выпускают крабы. Стоячая вода на миг вздрагивает. Ее глубокий сон потревожил хвост морского волка или рывок кефали.

Выбери свой геральдический клич, звучащий родовой герб. Венеция — город тотемов. Ее населяют тысячи аллегорий из плоти и крови, шерсти, перьев и плавников, символические бестиарии, самые настоящие животные, куда более химеричные, чем крылатые каменные львы.

Спустись с моста Риальто на сторону рынка. Пройдись с закрытыми ^глазами. Прислушайся к разноязыкой толпе туристов со всего мира, заполонивших полсотни метров уличного отрезка.

Один слепой писатель говорил, что для него хороший день — это ветреный и дождливый день. Слышно, как шуршат деревья, сворачивая воздух кульком. Плотные потоки воды, соприкасаясь с предметами, позволяют судить о формах города. Тут возвышается палаццо, там раскрыт барный тент.

В Венеции одно и то же облако выливает ушаты воды на кампо и выпускает всего несколько струй, попадая точно в цель узеньких калле. Капли неожиданно истончаются, однако этот водосток бурлит. Соседний канал заполняется маленькими кругами, словно миллиард рыбаков одновременно закинули в него удочки. Немного поупражнявшись, ты сможешь воспринимать на слух неосязаемый дождь, услышишь легкое облачко, звон капелек у самой земли, научишься слушать туман.

Стук твоих каблучков на ночных калле — это пунктуация твоего одиночества.

Колокольный звон нарезает твой день часовыми и получасовыми ломтиками. В полночь с кампанилы Сан-Марко гулко звучит отец всех колоколов-марангон.[40]Он призывает к тишине.

Рот

Утром сходи позавтракать на Дзаттере, южную риву города. Или напротив — на риву Джудекки, по ту сторону канала.

На Дзаттере ты вернешься днем, позагорать и съесть мороженое. Джандуйотто[41]вроде бы туринское кушанье, но едят его в Венеции. Это плитка шоколадно-орехового мороженого, "утопленного" в бокале взбитых сливок.

Однако главное блюдо Венеции вовсе не сладкое. Если хочешь изведать ее характер, ты должна заглянуть в бакаро,[42]такую венецианскую харчевню. В городе их все меньше и меньше. Самая высокая концентрация бакаро на улочках близ рынка Риальто. Не буду перечислять их названия, поскольку решил не упоминать в этой книге ни одной гостиницы, ни одного ресторана, бара или магазина. Отчасти по соображениям беспристрастности, отчасти потому, что мы, венецианцы, ревностно храним наши тайны и особо следим за тем, чтобы не распространяться о местах, до которых еще не добрались туристы. Так что считай это вызовом, игрой в поиски сокровищ.

Хочешь распробовать венецианскую кухню? Научись смаковать венецианский алфавит, закручивать звуки рулетом на языке, пережевывать местное наречие. Одно венецианское словечко ты уже используешь через слово: чао.[43]Ciao — это сокращенное от венецианского s'ciavo,[44]то есть "schiavo vostro"[45]— "ваш покорный слуга". Заметь попутно, что итальянский западает на звуковой смычке согласных "s" и "с". Вот и приходится писать это s'ciavo с апострофом. Не знаю, как ты, но я вечно норовлю произнести щенок или щепка как шельма или шериф. Другое слово, появившееся в Венеции и облетевшее мир, — это слово гетто. Гетто, по-итальянски ghetto, происходит от getto[46]— формы глагола gettare — лить, отливать. Дело в том, что на острове, отведенном пятьсот лет назад еврейской общине, находилась плавильня. Места было мало, поэтому евреям пришлось развивать высотное строительство. Дома Гетто на Каннареджо достигают семи-восьми этажей, подлинные небоскребы того времени.