Читать книгу "Английская свадьба - Елена Давыдова-Харвуд"

Недалеко от парковки мы с Джеймсом увидели симпатичную церквушку, зашли на кладбище при ней и совершенно случайно наткнулись на могилу Конан Дойля. От других ее отличало только то, что надгробие было побольше и в вазочке стояли живые цветы. А рядом росло огромнейшее красивое и могучее дерево.

Обедать мы остались там же, в Нью-Форесте, где прямо посреди леса нашлась пара отличнейших пабов. Было воскресенье, подавали сандэй роуст, то есть воскресное жаркое, – и Джеймс заранее предвкушал отличную еду.

Когда я спрашиваю англичан, что они считают самым типичным английским блюдом, все, как правило, говорят, что это фиш энд чипе (ну, та самая треска в кляре с жареной картошкой) или же вот это воскресное жаркое, и охотно начинают мне про него рассказывать. Так я выяснила, что раньше в английских семьях каждое последующее воскресенье в духовке по очереди запекали разные виды мяса: говядину, свинину, баранину или курицу. С говядиной было положено подавать йоркширский пудинг (маленькую корзиночку из слоеного теста, в которую налит густой коричневый соус), сладкую картошку (по-моему, в России мы называем ее земляной грушей), обычную запеченную картошку и хрен. С остальным мясом – овощи; но к свинине обязательно подавался яблочный соус, а к баранине – мятный. Мясо, оставшееся от воскресенья, ели холодным в понедельник. А если что-то оставалось на вторник, то это проворачивали в мясорубке и доедали (понятное дело, варианты с понедельником и вторником не относятся к богатым семьям). Сейчас, по моему опыту, мало кто заморачивается дома с жарким, зато во всех пабах, готовящих еду, по воскресеньям на обед всегда можно выбрать по крайней мере из двух вариантов такого жаркого. На него всегда хорошие цены, и англичане часто приходят всей семьей – с детьми и стариками. Вот и в этом отдаленном от всякого жилья пабе посреди леса было полно народу, и еда оказалась отличной.

Из напитков я впервые в жизни здесь попробовала пиммс. Это довольно забавный алкогольный напиток темно-коричневого цвета с красноватым оттенком. Как мне объяснил Джеймс, покупают его обычно в бутылках, а потом разбавляют лимонадом и добавляют туда лед и фрукты: яблоки, апельсины, лимоны, клубнику, а главное – огурец! На вкус казалось, что напиток этот очень легкий и что выпить его можно много. На самом же деле в нем примерно 25 градусов, так что в следующий раз буду поосторожней…

По дороге домой мы с Джеймсом остановились в приглянувшейся нам деревушке. Там всего-то штук десять домов, церковь и паб. Прогуливаемся мы, и тут я обращаю внимание на трубы на крышах. На больших домах их было почему-то не по одной-две, а гораздо больше, и многие завершались глиняной штуковиной вроде горшка. “Слушай, – начинаю я, как обычно, терроризировать Джеймса, – а зачем столько труб на одном доме? Разве одной было бы недостаточно?” Джеймс реагирует на этот раз спокойно: “Знаешь, все очень просто – сколько на крыше трубных горшков, столько же в доме каминов, а значит, столько же и спален. Вот и посчитай”. Я принимаюсь считать и насчитываю их в самом большом доме целых двенадцать!

Заодно уж мы решили заглянуть в местную церковь. Она оказалась открыта, хоть в это время и не было службы: заходи, если хочешь. Джеймс объяснил, что это в порядке вещей – вдруг человеку захочется в неурочное время пообщаться с Богом. Мы и зашли. Здесь лежали брошюрки с информацией о том, когда церковь была построена и чем знаменита. (Если такую брошюрку берешь, надо оставить монетку – пожертвование.) Эта конкретно церковь, посреди полей и вдалеке от всего на свете, была построена в XII веке! – и никакого пафоса, толп туристов, охранников, вообще ни души. На подставке для чтения скромно лежит огромная Библия – в черном кожаном переплете с серебристыми застежками. Я раскрыла ее: старинная желтая бумага, явно уникальный экземпляр. И никому в голову не приходит ее утащить. Я не смогла удержаться от восторженного комментария по этому поводу, а Джеймс грустно сказал, что времена сейчас уже не те: из церквей стали пропадать вещи, и теперь их иногда запирают (правда, в этом случае всегда вешают объявление, где можно взять ключ); а в некоторых так даже устанавливают камеры слежения – от воров…

И вот едем мы домой посреди полей и вдруг видим: впереди, совершенно не спеша, дорогу переходит фазан. Я кричу Джеймсу “Тормози!”, что он и так уже делает. Мы некоторое время приходим в себя, удивляясь тупости этой птицы – что ей стоило дорогу не перейти, а, скажем, перелететь? Тут Джеймс выдает один из своих английских перлов: “Он взял жизнь в свои руки!” – что означает: “Сильно рисковал”. И я принимаюсь размышлять на тему о наличии у фазана рук…

Дорога петляет, и некоторое время спустя прямо перед нами ее перебегает еще одна птица. Мы решаем, что это тот же самый глупый фазан – видно, решил во что бы то ни стало сегодня покончить жизнь самоубийством. А Джеймс опять выступает: “Третий раз – счастливый!” – в том смысле, что уж в третий-то раз фазану наверняка повезет с претворением в жизнь замысла о самоубийстве…

Уже недалеко от дома проезжаем по дороге паб, у его входа на треноге стоит объявление: “Половина омара и бокал шампанского за 8 фунтов”. Мы переглядываемся, быстренько тормозим и в этот паб заходим. Выясняется, что омары местные. Нам без всяких затей просто выдают шампанское, щипцы и по половине омара, и мы начинаем развлекаться. Вкуснота, кстати, необыкновенная. А пока мы возимся каждый со своей порцией, Джеймс рассказывает, как здесь этих омаров ловят. Рядом с побережьем, где мы сейчас живем, рыбаки в море устанавливают веревочные клетки-ловушки, на поверхности отмечают их буйками и периодически проверяют. Потому-то в местных пабах можно поесть свежих омаров, не платя за них баснословные деньги.

Глава 6

Мемориальные скамейки. Правила приветствия незнакомцев. Сорри! Старинный паровоз. Местный рынок. Не ставьте новую обувь на стол!

Я продолжаю обследовать Свонедж. В самых красивых его местах – на пригорке с роскошными видами и в парке – установлены удобные скамьи. На них выбиты надписи: памяти такого-то и такого-то, и даты рождения и смерти. А на некоторых – стихотворения с посвящением. “А что, – спрашиваю я Джеймса, – здесь, что ли, жило столько знаменитостей?” Он не совсем понимает, о чем это я: “Почему знаменитостей? Эти скамьи устанавливают родственники или друзья самых обычных людей, для этого вовсе не нужно быть знаменитостью. Вот я, например, умру, и ты, если захочешь, можешь такую скамью установить в мою честь!” Я усмехаюсь: ну, это еще кто кого переживет… А вообще, идея отличная, и эти скамейки – очень славные (и полезные) напоминания о чьей-то ушедшей жизни…

В одном месте, высоко над обрывом, наталкиваюсь на каменный стол с лавками и ухоженными клумбами вокруг, все такое опрятное и красивое. Рядом с ними – мемориальная доска, а в клумбах посреди цветов маленькие кресты – в память о моряках-англичанах, погибших в разных войнах. И вид с этого места открывается такой, что дух захватывает и на глаза невольно наворачиваются слезы…

Гуляем мы с Джеймсом по Свонеджу, и меня удивляет, что совершенно незнакомые люди с тобой здороваются. При условии, правда, что метров за пятнадцать ты посмотришь в их сторону и не отведешь взгляд. Если отведешь, а потом захочешь сказать “Привет!” – шанс потерян навсегда, они тебя больше не замечают. А тут вдруг случилось удивительное: в парке два старичка в ответ на мое приветствие поздоровались, сошли с тропки, пропуская, и галантно приподняли кепочки!