Читать книгу "Сады проклятых. Путь души - Дарий Дюже"

Зато видели трое, вышедшие из приземлившегося, невзирая на всякие там чудеса, летуна. Одним из них был профессор, второй – пожилая женщина, одетая в голубоватый комбинезон, с эмблемой хирурга экстра-класса на рукаве, третьей – молодая девушка, в чёрном спортивном костюме. И все трое, в немом изумлении смотрели на распятую в воздухе, одетую в раскалённое сиянье, человеческую фигуру. Спустя миг оно погасло, и человек стал падать, медленно, словно находился в солёной морской воде, а не в воздухе, на высоте десятков метров.

Профессор шагнул, было, вперёд, он понимал, что это не может быть ни кто иной, кроме как его воспитанник. Но Тамила Тарасовна (а это была именно она: «тяжелая артиллерия») , остановила Степана Никанорыча, взяв под локоть.

– Мы не знаем что это такое, и чем чревато. Правильно? – внушительно произнесла женщина, глядя во встревоженные стариковские глаза, – Подождём здесь, пока он не… приземлится. Если с нами троими что-то случиться, даже позвать на помощь будет некому.

В этом она была не права, хоть ни один из троицы и не подозревал об этом: за всем происходящим в горных отрогах, уже второй день, с интересом и тревогой наблюдали десятки глаз. Наблюдали, но пока не вмешивались.

Спустя минуту, тело молодого человека всё-таки достигло земли, скрывшись от нижестоящих наблюдателей, и тот час с площадки во все стороны брызнули струи пыли и гравия, покатились более крупные валуны. Совсем недалеко от людей упал покорёженный кусок ограждения.

– Господи… – прошептал профессор, – что там происходит?

Вырвав руку у, не менее ошеломлённой событиями, хирурга, бросился вверх по ступенькам. Мимо, опережая, мелькнула чёрная тень, размазываясь в сплошную полосу. Когда Степан Никанорыч достиг площадки, девушка уже была на дне воронки (как от попадания боевого снаряда) , пыталась нащупать пульс юноши.

– Живой, – улыбнулась, убирая руку от горла, посмотрела вверх, на профессора, – ваш Доро живой.

Но они не успели этому порадоваться, не успели вытащить юношу из воронки, Тамила Тарасовна даже не успела подняться на площадку, как воздух зашипел и в горах прозвучал хлопок, от которого надолго заложило уши.

На посадочной площадке, рядом с мирно отдыхающим летуном, появился куттер безопасности. Резак, в просторечии. Не только простые обыватели, но и опера безопасности, и даже инженеры, принимавшие участие в создании этой модели, не знали всех свойств куттеров. Как не знали и того, что схемы и чертежи также принадлежат иномирью. Используемый крайне редко, в случаях, когда Земле грозила опасность уничтожения, куттер мог натворить невиданных бед, так как учёные до сих пор не выяснили топологию его игр с пространством и временем.

Из чрева куттера, отдалённо напоминающего по форме дельфина, только с урезанным, коротким рылом, без верхнего и хвостового плавников, горохом высыпало с полдюжины человеческих фигур, безликих благодаря форме и шлемам. Без лишних слов оттеснили профессора, хирурга и девушку к летуну. Подняли из воронки юношу, всё ещё находящегося в беспамятстве и, погрузив в куттер, отбыли. Транспорт безопасников просто исчез, напоследок ещё раз оглушив людей хлопком воздуха.

Правда, в качестве компенсации за потерю друга, на посадочной площадке остались двое мужчин в штатском, так же болезненно морщившихся и прикрывающих уши руками, как и трио профессора.

Белый Волк

Белый волк долго, тщательно и с удовольствием рвал и мял чёрного крука. Поймал его на берегу ручейка, когда зазевавшаяся птица пила, запрокинув голову и прикрыв от удовольствия глазки. Прижав к земле, перекусил крылья и стал общипывать. Зубами. Выдирая перья вместе с кусками кожи и мяса. Наслаждаясь хриплыми криками боли. И не подумайте, что он собирался пообедать. Нет, такую каку он в пасть не возьмёт.

Тяжело дыша, но вполне довольный результатом, белый волк наконец отпустил то, что осталось от прислужника Владыки: окровавленные клочки перьев, искромсанную тушку и всё ещё живые бусины глаз, горящие злобой и бессильной яростью.

– Уходи… убирайся, подлая, трусливая душонка. Тебе нет места в этом мире. Как нет ни прощенья, ни проклятья. Жизнь твоя будет – страданье, и ждёт тебя лишь миг небытия…

Страшные слова отзвучали в сознание ворона, и он забился, нелепо вскидывая изломанными останками крыльев, закаркал – едва не закричал от непереносимого ужаса, словно прозрев – увидев грядущее. И клыки белого волка сомкнулись, обрывая все нити, связывающие эту душу с миром.

Несколько секунд постояв над останками птицы, белый волк вдруг чихнул и сморщил нос – ощутив пух в ноздрях и гадкий вкус вороньей крови в пасти. Где-то тут была речка… расправляясь с добычей, оттащил её метров на десять от того места, где поймал. Увлёкся, однако.

Он стоял над ручейком, вытекающим из чаши родника, из под корней старого-престарого дуба, и смотрел на отражение в струящемся зеркале. Вода… холодная… чистая… вкусная – не то, что кручья кровь. Наклониться и напиться, налакаться вдосталь, так что б пузо треснуло… Но белый волк так и продолжал стоять, склоняясь над ручейком, ощерив жуткие клыки в улыбке, не менее жуткой. Вот, значит, как. Не пожалел, отдал на закланье. Али слуга нерадивый попался? Хиловата ловушка вышла…

С кончика языка сорвалась розовая капля слюны, перемешанная с вороньей кровью, ударила в текучую гладь воды: и вода стала зеркалом. Битым зеркалом: на миг затвердела и с ломким хрустом тонкого льда покрылась сеточкой паутинок – и в каждом, даже самом микроскопическом кусочке было чужое отражение. Отражение людей, вещей, событий, которых белый волк не знал, не помнил или забыл… а может, их никогда и не было.

Он бежал на запад, оставив далеко за спиной Чёрную скалу, и коварную реку забвения, убитого крука и собственную слабость. Бежал, роняя из пасти влажные комки чёрной земли, которую тщательно жевал, пытаясь избавиться от вкуса кручьей крови. Бежал на запад, чуя запах прошедшей, зная, что не он один вышел на охоту…

Прошедшая

Надо сказать, лже-тролли весьма и весьма облегчили мне путь. Рюкзак стал почти пустым и лёгким, и дорога ещё веселее и быстрее мелькала под ногами. С таким темпом, может и не придётся пополнять съестные припасы местной флорой-фауной. Если не сворачивать с дороги, может, мне хватит всего недели, что бы выбраться отсюда…

Поймав себя на этой мысли, рассердилась чрезвычайно: никто меня сюда за шкирку не тянул, пинками не загонял. Так чего же теперь панически бегу на восток, не обращая ни на что внимания? Испугалась? Чего? Пока ничего, кроме странных, но безобидных происшествий не случилось. Что тогда? Предчувствие? Но почему – сейчас? Почему его не было в нашем Мире, до того, как миновала прокол? Рассерженная необоснованными страхами и тем, что позволила себе ими руководствоваться, сошла с дороги, хоть и пришлось преодолеть внутреннее сопротивление: что-то во мне отчаянно протестовало против такого решения. Но, успокаивая тем, что вынуждена искать воду, всё же начала прочёсывать местность, стараясь не терять асфальт из поля зрения.