Читать книгу "Хорошего человека найти не легко - Фланнери О'Коннор"

На конечной остановке он вышел и двинулся по дороге, которая вела к дому миссис Конин. Он знал, что в доме никого нет — ребята в школе, а сама миссис Конин сказала вчера, что пойдет к кому-то убираться. Он пересек двор и направился к реке. Проселок, который шел между редко расставленными кирпичными домиками, уперся в шоссе, и мальчик зашагал по обочине. Солнце было горячее, бледно-желтое и стояло высоко.

Он миновал лачугу с оранжевой бензоколонкой, не заметив старика, который стоял в дверях и смотрел в пустоту. Мистер Парадайз допивал оранжад. Он запрокинул бутылку и, прищурившись, поглядел на исчезающую вдали фигурку в клетчатом пальто. Потом поставил пустую бутылку на лавку и, по-прежнему щурясь, отер рукавом рот. Он зашел в дом, взял с кондитерской полки брикет жевательной резинки длиной в четверть метра и шириной в ладонь и сунул в задний карман брюк. Потом сел в машину и медленно поехал по шоссе вслед за мальчиком.

К тому времени Бивел вышел на поле, поросшее пурпурной травой; потный, покрытый пылью, он бежал по полю, торопясь поскорее в лес. Там он долго бродил от дерева к дереву, отыскивая вчерашнюю тропинку. Наконец он нашел след, протоптанный в игольнике, и тот вывел его на круто бежавшую вниз тропу.

Мистер Парадайз оставил машину на дороге, а сам пошел к тому месту, где сидел почти каждый день с ненаживленной удочкой в руках, глядя на бегущую мимо реку. Если бы кто и увидел его издали, то принял бы за древний валун, лежащий среди кустов.

Но Бивел его не видел. Он видел только реку, ее красно-желтые отблески; он вошел в нее в пальто и в ботинках и сразу набрал в рот воды. Он проглотил немного, остальную выплюнул и остановился, по грудь в воде, оглядываясь кругом. Небо было бледно-голубое, ясное, словно цельный кусок, — кроме дырки посредине, которую прожгло солнце, да бахромы древесных вершин по краям.

Пальто всплыло вокруг него, словно веселый лепесток лилии, а он, улыбаясь, глядел на солнце. Он решил, что больше не будет валять дурака со всякими проповедниками, а будет крестить себя сам, до тех пор, пока не отыщет в реке Царство Божье. Нечего зря терять время. Он окунулся в воду с головой и оттолкнулся от дна.

Через секунду он стал захлебываться и очутился на поверхности; снова нырнул — и опять ничего не вышло. Река не принимала его. Он попробовал еще раз — и, кашляя, вынырнул. Когда его окунал проповедник, происходило то же самое — что-то толкало его в лицо, выталкивало наверх, и ему приходилось бороться. Он вдруг остановился и подумал: это опять, значит, шутка, просто шутка! Зря он приехал в такую даль, — и он начал бить руками, лягать проклятую реку. А под ногами у него уже не было дна. От обиды и негодования он протяжно закричал. Потом услышал ответный крик, повернул голову и увидел, что за ним следом скачет какая-то огромная свинья, машет красно-белой палкой и кричит. Он нырнул опять, и на этот раз притаившийся поток обхватил его длинной ласковой рукой и быстро повлек вперед и вниз. На миг он опешил, но потом почувствовал, что быстро движется, и понял, что вот наконец куда-то попадает, и тогда его страх и ярость утихли…

Голова мистера Парадайза время от времени появлялась на поверхности. А потом, проплыв далеко по течению, старик поднялся над водой, словно древнее речное чудовище, и замер с пустыми руками, тупо глядя вдаль, на убегающую к горизонту реку.

БЕРЕГИ ЧУЖУЮ ЖИЗНЬ — СПАСЕШЬ СВОЮ!

Старуха с дочкой сидели на веранде, когда на дороге показался мистер Шифтлет. Старуха сползла на край качалки и подалась вперед, прикрыв рукой глаза от пронзительных лучей вечернего солнца. Дочка видела плохо и спокойно продолжала играть пальцами. Хотя они жили в этой глуши одни и старуха никогда раньше не встречала мистера Шифтлета, она сразу поняла, что это бродяга, и притом такой, которого бояться нечего. Левый рукав его пиджака был подогнут у локтя, где кончалась культяпка, а щуплое тело кренилось набок, словно под порывами ветра. Одет он был в черный городской костюм, поля коричневой фетровой шляпы были спереди заломлены, а сзади опущены, правую руку оттягивал жестяной чемоданчик для инструментов. Он приближался семенящей походкой, а лицо его было обращено прямо к солнцу, которое в эту минуту пыталось удержаться на верхушке холма.

Старуха дождалась, пока он подойдет к воротам, а затем уперлась кулаком в бок и встала. Теперь его разглядела и дочка, крупная девица в коротеньком голубом платье из органди; она вскочила, затопала ногами и что-то залопотала, показывая на него пальцем.

Во дворе мистер Шифтлет остановился, поставил чемоданчик на землю и, слегка приподняв шляпу, поздоровался с девушкой, словно и не заметил в ней ничего странного, затем повернулся и широким жестом снял шляпу перед старухой. Его гладкие черные волосы были расчесаны на прямой пробор и длинными прядями свисали на уши. Лоб занимал больше половины лица и вгонял нос и губы прямо в резко выпирающую нижнюю челюсть. С виду мистер Шифтлет был молод, но в его взгляде сквозило хмурое недовольство, будто он давно уже знал жизнь вдоль и поперек.

— Добрый вечер, — сказала старуха. Ростом она была не меньше соснового столба ограды, голову ее прикрывала низко надвинутая на глаза серая мужская шляпа.

Бродяга смотрел на нее и не отвечал. Он повернулся лицом к закату. Потом медленно раскинул руки — здоровую и увечную, — словно обнимая всю ширь неба, и стал похож на изломанный крест. Старуха сложила руки на груди и наблюдала за ним с таким видом, точно была хозяйкой заката; девушка, вытянув шею и потерянно свесив руки, тоже не спускала с него глаз. Ее длинные золотистые волосы отливали розовым, а глаза синели, как шея павлина.

С минуту постояв так, мистер Шифтлет поднял чемодан, подошел к веранде и сел на нижнюю ступеньку.

— Сударыня, — уверенно прогнусавил он, — я бы ничего не пожалел, чтобы каждый божий вечер любоваться таким солнцем.

— Тут оно всегда такое, — подтвердила старуха и снова села. Следом уселась и дочь, следя за ним настороженно, хитровато, как за близко подлетевшей птицей. Мистер Шифтлет изогнулся, вытянул из кармана брюк пачку жевательной резинки и протянул ей одну пластинку. Девушка взяла ее, сняла обертку и принялась жевать, ни на секунду не отрывая от него взгляда. Он предложил резинку и старухе, но та только обнажила и отпет беззубые десны.

Блеклые, острые глазки мистера Шифтлета уже успели обежать весь двор, скользнули по колодцу возле угла дома, но развесистой смоковнице, в ветвях которой устраивались на ночлег три-четыре курицы, и наконец остановились на ржавом квадратном багажнике автомобиля под навесом.

— Сами водите? — спросил он.

— Эта машина пятнадцать лет уже стоит,— ответила старуха. — Как муж умер, с тех пор и не заводили.

— Ничто не вечно, — сказал он. — Мир, сударыня, почти весь прогнил.

— Это верно, — сказала старуха. — А вы не здешний?

— Том Т. Шифтлет, — представился он, приглядываясь к покрышкам.

— Рада познакомиться, — сказала старуха. — А я — Люсинел Крейтер, дочка тоже Люсинел Крейтер. Так что же вы делаете в наших краях, мистер Шифтлет?