Читать книгу "Александр. Божественное пламя - Мэри Рено"

— Наши мужчины взялись за оружие?

— Нет, Аминта послал за женщинами. Женщины из Пеонии уже побывали рабынями в Азии, потому что их мужчины не подчинились Ксерксу. Справедливости ради должен сказать, что Аминте сопутствовала бы не большая удача, чем им. У него не было армии, — в нашем понимании. На что он мог рассчитывать — на гетайров из собственных поместий да на разноплеменный сброд, который подвластные вожди если и присылали, то по своему усмотрению, а могли не прислать вовсе, если им вздумалось. Ему не удалось захватить Пангейские золотые рудники, это сделал я. Золото, мой мальчик, золото — мать армий. Я плачу моим солдатам круглый год — есть война, нет войны, — и они сражаются за меня, подчиняются моим военачальникам. На юге, где распускают войска на время затишья, наемники ищут работу где только могут. Они слушаются лишь собственных бродячих полководцев, которые, хотя и хороши в своем роде, сами не больше чем простые наемники. В Македонии полководец — я. Вот почему, мой сын, послы великого царя не заявятся сюда сейчас, чтобы потребовать землю и воду.

Мальчик задумчиво кивнул. Бородатые послы были вынужденно вежливы, но сопровождавший их юноша не притворялся.

— И женщины на самом деле пришли?

— Они пришли, оскорбленные, как ты догадываешься, не соблаговолив даже убрать волосы и надеть ожерелья. Они полагали, что покажутся на минуту и тут же удалятся.

Мальчик представил, как его мать восприняла бы подобное приглашение. Он сильно сомневался в том, что она показалась бы персам, даже ради того, чтобы избавить свой народ от рабства. Если она все же пошла бы на это, то причесалась бы и надела все свои драгоценности.

— Когда они узнали, что должны остаться, — продолжал Филипп, — то разместились, как положено порядочным женщинам, на дальних скамьях у стены.

— Там, где сидят мальчики-слуги?

— Да, там. Старик, которому показал это место его дед, показал его мне. Мальчики встали. А женщины опустили покрывала и сидели молча. Послы рассыпались в похвалах, понуждая их поднять покрывала, а своим собственным женщинам, сделавшим подобное в присутствии посторонних, поотрезали бы носы, да что там, много хуже, поверь мне.

Юный Александр увидел, как унизили его мать, сестер и остальных женщин царской семьи. Он был взбешен и упрекал отца. Но если персы и слышали эти упреки, то не придали им значения. Кто заботится о лающем щенке, если собака лежит спокойно? Один из них сказал царю: «Мой македонский друг, лучше бы эти госпожи не приходили вовсе, чем служить сущим мучением для наших глаз. Прошу тебя, уважь наш обычай: наши женщины разговаривают с гостями. Вспомни, ты послал нашему царю землю и воду».

Это было уже неприкрытой угрозой, как если бы он показал острие меча. Можно догадаться, какое повисло молчание. Потом царь подошел к женщинам и подвел их к персам, чтобы они сели с краю застольных лож, на которых те возлежали, как делают это флейтистки и танцовщицы в южных городах. Юный сын его видел, как персы дотрагивались до женщин, и друзья с трудом удерживали его. Потом он внезапно успокоился. Он поманил к себе юношей из своей охраны и выбрал семерых, еще безбородых. Украдкой переговорив с ними, он отослал их прочь. Подойдя к отцу, который, надо думать, чувствовал себя весьма скверно, если в нем оставался еще какой-нибудь стыд, он сказал: «Государь, вы устали. Не оставайтесь здесь до конца возлияния, предоставьте гостей мне. Они не испытают недостатка ни в чем, что приличествует им, даю слово».

Что ж, для царя это был выход. Он предостерег сына от необдуманных поступков и, извинившись, удалился. Послы, разумеется, решили, что теперь им ничто не возбраняется. Александр не выказывал гнева. Он поднялся, все время улыбаясь, и обошел ложа послов. «Дорогие гости, — говорил он, — вы оказываете честь нашим матерям и сестрам. Но, торопясь сюда, они собирались в такой спешке, что теперь вряд ли готовы показать свои лица. Позвольте нам отослать их, чтобы они умылись, переменили одежду и надели украшения. Когда они вернутся, вы сможете сказать, что в Македонии с вами обращались так, как вы того заслуживаете».

Мальчик сел прямо, его глаза сверкали. Он догадывался, что замышлял царский сын.

— Перед персами стояло вино, вся ночь была впереди. Они не жаловались. Вскоре в зал вошли семь окутанных покрывалами женщин в роскошных одеждах. Каждая подошла к ложу одного из послов. Даже теперь, когда из-за наглости персы потеряли права гостей и друзей, Александр медлил, выжидая, не одумаются ли они. Когда поведение послов не оставляло уже никаких сомнений, он подал знак. Юноши в женской одежде выхватили кинжалы. Без единого вскрика тела послов скатились на блюда, на фрукты и на разлитое вино.

— О, отлично! — сказал мальчик. — Так им и надо.

— Где-то в зале, конечно, была и их свита. Двери мгновенно заперли; никто не должен был ускользнуть живым, чтобы принести весть Сардису. Никто так и не смог доказать, что по пути через Фракию послы не попали в устроенную разбойниками засаду. Когда все было кончено, тела зарыли в лесу. Как поведал мне старик, юный Александр сказал: «Вы пришли за землей и водой. Будьте довольны землею».

Отец сделал паузу, наслаждаясь взволнованным ликующим молчанием. Для мальчика, упивавшегося рассказами о мести с тех пор, как он стал понимать человеческую речь, — а ни один старый дом или клан в Македонии не обходился без собственных историй такого рода — это было не хуже театра.

— А когда царь Ксеркс явился, Александр сражался с ним?

Филипп покачал головой:

— К тому времени он сам стал царем; он знал, что не сможет противостоять персам. Вместе со своим войском он был вынужден присоединиться к великой армии Ксеркса, как прочие сатрапы. Но накануне великой битвы у Платей он сам, ночью, выехал из лагеря, чтобы выдать грекам диспозицию персов. Возможно, он спас Элладу.

Лицо мальчика вытянулось. Он нахмурился с отвращением и наконец сказал:

— Да, он был умным. Но я бы лучше дал сражение.

— Неужели? — сказал Филипп, ухмыляясь. — Я бы поступил так же. Будем живы, кто знает? — Он поднялся со скамьи, одергивая белоснежный гиматий с пурпурной каймой. — Во времена моего деда спартанцы, чтобы укрепить свою власть над югом, заключили договор с великим царем. Ценой тот назначил греческие города в Азии, которые тогда еще были свободны. Доныне никто не смыл этого черного позора с Эллады. Невозможно было противостоять Артаксерксу и спартанцам одновременно. И говорю тебе: города не будут освобождены до тех пор, пока греки не объединятся под предводительством одного военачальника. Дионисий Сиракузский мог бы стать таким человеком, но у него было достаточно забот с карфагенянами, а его сын — олух, который потерял все. Но время придет. Ладно, поживем — увидим. — Он кивнул, улыбаясь. — И это огромное безобразное чудище — лучшее, что ты мог подыскать себе среди собак? Я повидаюсь с охотником, он отыщет тебе пса с хорошей кровью.

Прыжком загородив ощетинившуюся собаку, мальчик крикнул:

— Я люблю его! — И в голосе его звучала не нежность, а вызов на смертельный бой.