Читать книгу "Алмазное сердце - Ирина Шевченко"

Кто-то явно переусердствовал с чтением древних писаний — таких высокопарных речей и от священнослужителей не услышишь.

— Женщинам непозволительно лишь проповедовать в храмах, — обиделась девушка. — Плохо вы читали святые книги.

— И правда, милейший, где вы изучали богословие? — поинтересовался я. — В столичном университете вам в голову вряд ли вбили бы столько дури.

— Можно подумать, сами вы там учились, — оставив церковный слог, буркнул человечишка.

— Целых три года, — похвастал я, радуясь, что образование в кои-то веки пригодилось. — И богословие у нас по вторникам читал отец-предстоятель Винольского собора.

— Так вы теолог? — оживился крысеныш.

— Я изучал право, но богословие…

— Право? — скривился он. — Теперь понятно.

— И что же вам понятно? — сурово спросил я, услышав в его голосе злобное пренебрежение.

— Юристы все — приспешники Тьмы! — ляпнул он и тут же испуганно сжался.

Но я лишь рассмеялся: глупо спорить с умалишенным.

Не дождавшись затрещины или грозной отповеди, человечек осмелел, расправил плечики и выпятил тощую грудь:

— Адвокаты, нотариусы, судии земные — все сплошь Тьмы служители для глумления над честными людьми Мун посланные.

В отдельных случаях с ним можно было согласиться.

— Души у них черные, как и у островитян черномордых. Хуже только оборотни, твари богомерзкие, блудницами человеческими от семени волчьего рожденные!

Всему есть предел, и крысеныш завизжал, когда мои пальцы сомкнулись на его шее.

— Заканчивали бы вы проповеди, милейший, — прорычал я ему в лицо, не скрывая удлинившихся клыков.

— Что вы себе позволяете, юноша? — заверещала жирная старуха.

Рыженькая молчала. Как мне показалось, она не возражала бы, если бы я придушил и ее соседку. Но убивать кого-либо не входило в мои планы, и я выпустил вяло трепыхавшееся тельце мгновенно вжавшегося в угол человека, дав себе зарок сойти на первой же стоянке.

Воцарившееся вслед за этой сценой молчание нарушал только скрип рессор, редкие окрики кучера и храп моего соседа слева, не проснувшегося даже от визга толстой дуры. Крысеныш забился в угол, отгородившись портфельчиком, старушенция открыла коробку с рукоделием и копалась теперь в спутавшейся пряже, время от времени бросая на меня сердитые взгляды, а ее молоденькая соседка отвернулась к окошку, старательно изображая, что любуется тянувшимися вдоль дороги полями. Мне вдруг подумалось, что этот дилижанс — уменьшенная копия Вестолии. Аристократы и простолюдины, недовольные и равнодушные, люди и метаморфы. На козлах восседает ее величество Элма и правит лошадками-парламентом: порой отпускает поводья, но, если тем вдруг взбредет повернуть не туда, берется за кнут. Так и едем. Фанатики-человеколюбцы жмутся по углам, как наш крысеныш, но час от часу выбираются, показывают зубки: расклеивают по городам листовки с призывами изничтожить «волчье семя», пишут в бульварные газетенки мерзкие клеветнические статьи о кровавых обычаях оборотней, о каких-то загрызенных девственницах и сожранных младенцах. Когда крысы сбиваются в стаи, их деятельность уже не ограничивается бумагомарательством. Тогда они устраивают погромы, сжигают дома, убивают. Волк сильнее крысы, но если волк один, а крыс много…

Нет, меня все это не затронуло. Там, где я жил, в обществе, в котором вращался, мое происхождение не вызывало суеверного ужаса. Со времен объединения Вестрана и Олии прошло уже более пятисот лет. И все эти годы люди и метаморфы живут в мире. И больше выгод от этого мира получили именно люди. Дети Снежного Волка открыли им путь в предгорья, богатые рудами и драгоценными камнями. Наши шаманы поделились с человеческими магами тайными знаниями. Не всеми, конечно. Да и людей невозможно обучить всем нашим секретам — кое-что подвластно лишь истинным волкам. Как Волчьи Тропы, например.

…Стучит бубен, звенят струны, тихо и нежно вступает свирель. Голоса людей сплетаются с зазывным воем стаи…

Улыбка помимо воли коснулась губ. Возможно, мне уже никогда не повторить этот путь, но однажды я смог. Я прошел!

По легенде, Великий Предок даровал своим детям способность прокладывать путь сквозь пространство, чтобы в минуту опасности волк мог возвратиться домой, под сень древних андирских сосен. В детстве я, свято веря в это, множество раз пытался отыскать Тропу, чтобы избежать справедливой расплаты за шалости. И один раз мне это удалось. Кажется, это была разбитая ваза. Так глупо, но я действительно испугался. Отец был строг со мной всю седмицу: я не слушал учителей, пролил чернила на какую-то ценную книгу, поджег траву за конюшней. Мне угрожали монастырской школой, если что-то подобное повторится. И тут эта ваза. Помню, как вжался в угол, понимая, что из столовой мне не сбежать. А за дверью уже слышалась тяжелая поступь отца… Потом Ула отыскала меня в лесу на склоне Паруни, зареванного, перепачканного грязью, но невероятно счастливого от того, что мне все-таки удалось пройти по Тропе под древнюю песнь шаманов. Когда нэна вернула меня домой, о злополучной вазе и монастырской школе даже не вспомнили…

После нэна сделала мне путеводитель: отполированный кусочек андирской сосны висел у меня на груди на кожаном шнурке уже лет двадцать, но я так и не решился им воспользоваться.

Наши шаманы открывают Тропы некоторым из людей. За деньги — для состоятельных путешественников, желающих сэкономить время. Или выполняя долг перед нашей общей родиной: дороги духов не раз выручали вестольскую армию во время войн, обеспечивая внезапное нападение или безопасное отступление.

Еще у нас была уникальная рецептура целительских и косметических снадобий, неизвестные до того людям свойства некоторых камней и минералов… Да много еще чего!

В таких обстоятельствах люди должны были осознавать преимущества от союза с метаморфами, и большинство, разумное большинство, ничего не имело против мирного сосуществования. Но, увы, и неразумных хватало.

Для меня это были странные мысли: я редко задумывался о политике, а в последние годы меня вообще мало что интересовало, кроме алмаза. Но эти рассуждения незаметно увлекли. Я вспоминал историю и право, отчеты с заседаний совета и прочитанные от нечего делать газетные статьи. Думал, кому лучше живется: метаморфам, осевшим в человеческих городах и поселках, или тем моим собратьям, что остались в лесах на склонах Ро-Андира. Впервые, наверное, задумался о нашей природе. Кто мы? Люди, оборачивающиеся волками, или волки, иногда принимающие людское обличье?

Погрузившись в размышления, я не заметил, как посерело небо за окошками дилижанса и потемнело внутри. Видимо, я задремал, не прерывая дум, но бдительности не утратил, и когда справа зашевелилась, а после кинулась на меня темная тень, успел отбить руку с блеснувшим в слабом свете клинком. Но сделал это не совсем удачно, и метивший в грудь нож, описав короткую дугу, вонзился мне в бедро. От боли я вскрикнул, а в следующий миг уши заложило от визга толстухи. Орала она так, словно это ее режут. Хвала Создателю, воздуха ей хватило ненадолго, и в дилижансе вдруг сделалось до жути тихо.