Читать книгу "Тринадцатый апостол - Юрий Манов"

Ни до Данте, ни после него никто так подробно ад и мучения грешников не описывал. Наверное, по той простой причине, что из ада не возвращаются.

Откуда же Данте узнал такие подробности устройства и интерьера преисподней — остается только догадываться. Может, подсказал кто? А может, просто предвидение гения.

В принципе описание ада по Данте и версия официальной церкви не очень сильно отличаются. Те же девять кругов, то же пекло, та же смола кипящая, в которой черти грешников термической обработке подвергают, тот же дьявол на дне — бывший ангел, разжалованный Всевышним за бунт и несоблюдение субординации. И пожалуй, только в описании чистилища Данте с официальной версией расходится. Совсем по-другому великий поэт чистилище видел.

Надо отметить, что каждый присяжный заседатель при посвящении в апостолы получал три именных книги: «УК Российской Федерации», «Закон о Чрезвычайном Положении» и «Божественную комедию» Данте Алигьери.

Семенов Данте не любил. Как и поэзию вообще. Но как положено апостолу, главы с описанием ада и чистилища прилежно заучил. И признал, что Поездки на самом деле напоминают самое настоящее чистилище. А потому вечерние, вернее, ночные совещания он обычно заканчивал словами: «И помните, коллеги, мы с вами работаем всего в паре шагов от ада. Поответственнее, пожалуйста». Коллеги-апостолы это и без напоминаний знали и к «судилищам» — судебным заседаниям — относились очень ответственно.

«Судилища» начинались ровно в девять утра. Апостолы рассаживались по обе стороны судебного стола, во главе размещался Семенов, по обе руки от него за компьютерами устраивались «прокурор» и «адвокат».

Суд вершился быстро. Вводили «нежелательного», тот быстро сообщал свою биографию и тут же «каялся» — рассказывал, в чем его обвиняли по месту высылки. Обычно все «нежелательные» суду безбожно врали, поэтому прокурор вызывал на экран документы обвиняемого и зачитывал интересующие присяжных подробности. Адвокат опять же по компьютеру зачитывал факты, смягчающие вину НЭ. Апостолы тут же совещались и выносили вердикт. Обычно он выражался в словах: «Да, виновен в антиобщественных деяниях. Требуется трудотерапия». Для бомжей дежурная фраза была несколько иной: «Да, виновен в паразитизме. Требуется трудотерапия». После чего Семенов, как тринадцатый апостол, выносил окончательный приговор. Он тут же заносился в компьютер, после чего обвиняемый получал распечатку с указанием срока необходимой «трудотерапии».

Это утро для апостолов выдалось веселеньким. Сначала предстояло разобраться с делами проституток, собранных с московских вокзалов.

— Ну что ж, гражданка Симакова. — Семенов обворожительно улыбнулся. — Рассказывай, сестренка, как до такой жизни докатилась?

Любка Симакова, сорокалетняя крашеная шлюха с Казанского вокзала, пожала плечами и не очень умело изобразила смущение:

— А че я-то? А че я сделала?

— Да вот в том-то и дело, что ничего. Вся страна, понимаешь, надрывается, с внешним и внутренним врагом бьется, без всякой помощи извне экономику поднимает, а вы, Любовь Петровна, в это историческое время антиобщественный образ жизни ведете, бездельничаете, проституцией на вокзалах занимаетесь.

— Да кто сказал, что проституцией? Кто сказал? Меня кто за ноги держал? Да у меня подруга там, Светка, она пирожками торгует.

— Точно, — подтвердил прокурор, глянув в экран компьютера, — Белина Светлана Олеговна, числится в объединении «Счастливого пути» продавцом. По вечерам занимается проституцией прямо на рабочем месте, без отрыва, так сказать, от производства в помещении ларька. Пять приводов за полгода. В прошлом месяце получила последнее предупреждение и предписание на Поездок.

— Да, интересная у вас подруга, — констатировал Семенов. — Коллега, можно сказать. Вместе работаете?

Любка недовольно засопела.

— А у вас восемь приводов, да болезнь неприличная к тому же.

— Молочница у меня, — буркнула Симакова.

— А вот врачи говорят, что гонорея, Любовь Петровна.

— И лишай, — добавил прокурор. — Стригущий, Вот и справочка об этом имеется. Вам распечатать?

Симакова засопела еще громче.

— Вот и объяснитесь, Любовь Петровна, — снова улыбнулся Семенов. — Присяжные ждут.

— А чего объяснять-то, — буркнула Симакова. — Не знаю, как получилось. Я предохраняюсь обычно…

— Ну ладно, тогда послушаем адвоката.

Адвокат, а сегодня защищать выпало Абрамяну, прокашлялся и решительно начал:

— Господа присяжные заседатели! Посмотрите, какая красавица стоит перед нами! Имя у нее какое: Любовь! Глазки какие, губки какие, а грудь… — Абрамян аж зажмурился от восторга. — Жизнь бы отдал за такое чудо. И такая чудесная женщина занимается… Мне даже стыдно сказать, чем занимается…

Симакова зарделась. Семенов, едва сдерживая улыбку, перебил оратора:

— Тофик Назариевич, вы у нас сегодня адвокат и защищать обвиняемую должны.

— А я и защищаю! Такая красавица, — Абрамян аж причмокнул, — такая красавица, а не замужем.

Он пощелкал клавишами компьютера, глянул в экран и продолжил:

—…а не замужем и одна двух детей растит. Дочка у нее умница, Оленькой зовут, хорошистка и в музыкальную школу ходит…

— И сынок Васенька, — перебил Абрамяна прокурор, — раззвездяй, хулиган и токсикоман с двумя десятками приводов за хулиганство и мелкие кражи…

— А что поделаешь? — запротестовал Абрамян. — Безотцовщина! Каково ей, такой красавице, одной двоих детей…

— А как другие! — заметил прокурор. — В России сейчас, по статистике, каждая четвертая мать — разведенка. Что, всем на панель идти? По моим данным, за последние полгода Любовь Петровна была четырежды принудительно трудоустроена. Вот справка: завод ЗИЛ, московское метро, суконная фабрика «Подмосковье», роддом №107. Отовсюду увольнялась или была уволена за прогулы. По месту жительства — разврат, пьянки зарегистрированы, за квартиру год не плачено, ну и прочее…

— Да, нехорошо, Любовь Петровна, — погрозил шлюхе пальцем Абрамян. — Но хочу обратить внимание присяжных на тот факт, что Симакова поддерживает материально и морально престарелую мать, к тому же она является донором, восемь раз сдавала кровь.

Прокурор пожал плечами.

— Ну что ж, — Семенов потер лысину, — ваше последнее слово, Любовь Петровна.

Симакова неожиданно затараторила:

— А че сразу «пьянки по месту жительства», а че сразу «разврат»… Я, может, отца детям искала. А мужики сейчас какие пошли? И в гости не придут, пока бутылку не поставишь. А на ЗИЛе меня железки таскать поставили. Все ногти пообломала, руки от масла и смазки хрен отмоешь. На фабрике от пыли у меня астма развивается, в метро сквозняки постоянные, а в роддоме… Крови я боюсь.

Симакова перевела дух и вдруг громко взвизгнула:

— И вообще, я больше не буду-у-у!